Грешным делом. Яков Пикин
от кладовки. С этого моменты все ваши репетиции окончены!
– М-а-м, – стал сразу канючить Тарас, уверенный, что, мать, остынув, переменит решение. Но в этот раз она была, как никогда твёрдой:
– Ни-ко –гда ты больше не подойдёшь к электрогитаре! – Рубанула она рукой воздух, с зажатой в ней связкой ключей. –Понял?
И резко повернувшись, красная, как раскалённая конфорка, Людмила Александровна ушла.
– Мам! – Стал кричать Тарас, кинувшись за ней вдогонку со сцены. – Людмиласанна, ну, пожалуйста,– тащился и тащился он за ней по залу, продолжая хныкать:
– Мам, ну, извини, что так произошло. Мам… Это твои спортсмены сюда деревенских пустили. Твой любимый Иван Лихолетов, он не справился. Куда он делся в нужный момент? И трудовик. Где он был, а?
Услышав нытьё директорского сынка, которое выставляло его не в лучшем свете, трудовик, закусив губу, стал качать головой, посматривая по сторонам, мол, видали, каков фрукт? И получив от всех, кто это слышал подтверждение: м- да, видели, нечего сказать, фрукт тот ещё, с досадой отвернулся, сложив руки на груди.
– С Иваном Лихолетовым особый разговор будет…– бросила сыну на ходу Людмила Александровна, не переставая разглядывать лица потерпевших.
– Мам, ну, пожалуйста, – ходя за ней, как привязанный, продолжал канючить Тарас, – Ну, не надо отбирать. Только не аппаратуру, всё, что угодно, только не это. Прости, что так вышло. Мам, ну, извини….
Вспомнив, что они здесь не одни, он вдруг добавил, чтобы соблюсти субординацию, совершенно некстати:
– Простите, Людмиласанна, честно слово, этого больше не повторится!
Директор, обернувшись, посмотрела на сына сурово и печально, как смотрят прокуроры или присяжные судьи на приговорённого, а потом вдруг, вернувшись к нему, взяла его за руку, отвела в сторонку и сказала негромко, но так, чтобы всем слышно было:
– Я думала, у меня тут сын и я могу быть за все спокойна! Думала, что вырастила опору и поддержку. А вместо этого что?
Она обвела рукой зал с пострадавшими.
– Мам…
– Помолчи! Я думала, что я могу быть спокойна, что раз здесь мой сын, то он не допустит бардака. А мой этот мой сын, ты… ты…
Не договорив, она махнула рукой и, повернувшись, направилась вдруг к выходу, но, вспомнив о том, что не решила главный вопрос с ранеными, замедлила шаг и стала подходить то к одному из них, то к другому, спрашивая: «как у тебя? Голова не болит? Тошнит?» и так далее.
Тарас волочился за матерью, бормоча: «ну, мам, ну, прости, пожалуйста! Ну, не забирай только аппаратуру…гитару, если хочешь, одну возьми, мам…».
И вдруг, ощутив, что дело не шуточное, и просить больше не имеет смысла, Тарас вдруг остановился и опустил голову. Почувствовав, что за ней больше никто не ходит, Людмила Александровна обернулась и, показав рукой на избитых школьников, немного патетически бросила ему, как бросают факты в лицо обвиняемым:
– Смотри, что произошло из –за тебя, по твоей вине и из –за твоего легкомыслия. Кровь!