Северный лес. Дэниел Мейсон
они вновь прошлись по тропинкам, которыми ходили в детстве. По Лестнице великана, по глыбам Угрозы (медленнее, ведь им уже было не семь лет), а потом, не в силах устоять, искупались в реке, и их бледные руки и ноги казались желтыми в янтарной воде. Затем они продолжили путь – через Лондонский пожар к скалистому уступу. Но все эти земли имели слишком крутой уклон, и расчистить их было бы трудно, поэтому сестры стали спускаться через Мерлинов лес.
– Ну что? – сказала Мэри.
– Ты о чем? – спросила Элис. И тут же поняла, что сестра водила ее по горе не в поисках пригодного места для пастбища, а чтобы доказать ей, что им придется вырубить Броселианд.
Неужели Мэри знала о ее тайных походах в лес, о ложе из мха, где она представляла своих призрачных возлюбленных? Так вот чего хотела сестра: уничтожить последнее прибежище ее души?
Нет, не может быть. Слишком сложно, слишком расчетливо. Им нужен луг, только и всего.
– Но… – начала она. И вспомнила старого Джо Уокера, и грудь ей пронзило странное чувство – быть может, так разбивается сердце?
– Ты согласилась, – сказала Мэри. – И я уже заплатила сто двадцать долларов за овец.
Элис ответила, что согласилась на овец, а не на убийство.
– Еще один такой год, и нам конец, – сказала Мэри. Разве Элис не устала чинить свои башмаки и шить юбки из старых простыней?
Элис много от чего устала, и починка с шитьем тут были ни при чем. Но она знала, что на этот раз проиграла.
Чтобы расчистить десять акров, они наняли пятерых рабочих в Оукфилде. Мэри, орудовавшая топором не хуже мужчины, трудилась вместе с ними, но Элис под разными предлогами держалась от вырубки подальше. Стук падающих деревьев напоминал ей крики, а от того неистовства, с каким работала сестра – рукава закатаны, лицо влажное от пота и в деревянной стружке, – Элис становилось не по себе.
Не нравилось ей и то, что рабочие вытоптали все на своем пути, – отец учил ее ступать мягко.
Когда она сказала об этом, Мэри ответила:
– Так отправляйся в Огайо. Иди, собирай вещи.
Элис промолчала. Казалось, молчание – единственное оружие, которое ей еще доступно.
– Отец вырубал лес, чтобы разбить сад, – сказала Мэри, и хотя это действительно было так, Элис не смягчилась. Не подействовало и напоминание о том, что за вырубкой тянутся акры и акры лесов. Но те леса мне чужие, подумала Элис. Она чувствовала, что между ней и Броселиандом существует негласный договор, но об этом не стоило даже упоминать, Мэри тотчас бы ее засмеяла. “Договор? – так и слышала она. – Ты его подписала? А лес тоже подписал? И чем же? Грязью? Древесным соком?”
С тех пор что-то новое и темное спустилось на сестер и их жизнь.
С поваленных деревьев содрали кору, и так они и лежали – бледные, влажные, дикие. Пни сожгли, и Мэри принялась собирать камни, чтобы огородить пастбище стеной. Работала она рьяно, нагружая в тележку в два раза больше камней, чем любой из мужчин, и толкая ее по августовской грязи и сухим сентябрьским колеям. Не останавливали