В оковах любви. Мейси Ейтс
другое, сделать приятнее. Все непросто. – Он выпустил Хлою и отступил. – Но мы переживем это, и Аден тоже. Если все сделать правильно, у него все будет хорошо. Он тут главный, а не мы.
Сердцебиение отдавалось у Хлои в висках, голова кружилась.
– В этом мы можем согласиться, – сказала она.
– Тогда, может, хватит драм?
– Как только ты перестанешь вести себя как дурак.
Саид свел темные брови.
– Никто не смеет так со мной говорить, – заявил он без тени высокомерия.
Он просто констатировал факт, и Хлою это не удивило. Она не понимала, откуда у нее смелость так с ним разговаривать. А может, это не смелость, а необходимость оттолкнуть его. Гнев безопаснее, чем притяжение, которое она испытывала. Намного безопаснее.
– Люди, которые знают, как вести себя в приличном обществе, так не разговаривают, – заявила она.
– Я много времени провожу в неприличном обществе.
– Это очевидно. – Хлоя скрестила руки на груди.
– Разговор окончен.
– А как же ужин?
– Как ни странно, я предпочту поужинать у себя. Или во вражеской тюрьме. Все лучше, чем здесь.
– Ты… ты…
– Я открою счет на твое имя. Ты будешь получать щедрое жалованье. Завтра я встречаюсь с прессой… – Он внезапно замер, тело свело напряжением. – Мы не будем выносить Адена к людям, но в маленьком конференц-зале к нему пройдут представители прессы, у которых есть пропуска. Ты будешь держать его на руках на протяжении всех интервью, но не будешь говорить.
– Мне молчать? – возмутилась она.
– Вопросов о теории струн не будет, а значит, говорить тебе не нужно. Можешь идти.
– Могу?
– Ты все время переспрашиваешь. Пустая трата времени.
– Я… ты меня так отсылаешь?
– Ты же не хотела со мной ужинать. А теперь жалуешься, что тебе не надо этого делать?
– Я хотя бы получу ужин у себя в комнатах?
– Нет. Будешь сидеть на хлебе и воде. Как все мои слуги. Разве ты не знала, что в пустыне живут варвары?
– Я серьезно!
– Я тоже. Осторожно, а то тебя прикуют за ногу к моей кровати.
И словно электрический ток заискрил между ними, пронизывая все жаром и энергией. Хлоя не могла отвернуться, хотя и хотела. А затем у нее в сознании вдруг возник образ, отчетливый и реальный. Она, привязанная к кровати, под его большим мускулистым телом. Абсолютная сила. Абсолютная власть. А она совершенно беспомощна, во власти мужчины, не способного на нежность.
Всплеск страха прогнал дурман.
– Ты отвратителен, – бросила она.
– Может, и так. – Его взгляд не изменился. – Меня еще и не так называли; и я допускаю, что немало из этих определений – правда. Вполне вероятно, даже все.
– И тебя это не смущает?
– Какая мне разница, что думают другие? Я создан для того, чтобы достигать результата. Не для того, чтобы завоевывать публичное признание, но для того, чтобы поддерживать безопасность моего народа. Любыми средствами.
– Но