Моя снежинка. Диана Фад
разжал кулак. Откуда посыпались запчасти серебристой бабочки. Черт, сломал. Снова сжал и замотал резинкой, на которой осталось лишь тело несчастного насекомого без изящных крылышек. Заколка была красивая, и я не хотел ее ломать, но получилось машинально, когда коса стала выскальзывать из моих рук.
Девчонка что-то говорила у доски, а я смотрел на нее, вспоминая свою мать. Когда-то она тоже была такая красивая, хрупкая, изящная и ноги так ставила, словно в стойку у станка, чуть в стороны. Я часто наблюдал за матерью, когда она, бывало, тренировалась дома, и сидел, замерев в углу комнаты. Мама мне казалась волшебной феей из сказки, особенно когда выступала на сцене в белоснежном воздушном наряде. Тогда все это казалось таким нереальным, красивым.
Я разжал кулак, осматривая мелкие осколки бабочки, и снова посмотрел на новенькую, что отвечала у доски. Вот что бывает с, такими как она, мелкие осколки сломанной балерины. Сунул руку в карман брюк и разжал там кулак, зачем мне нужно это крошево я не мог понять, но хотелось сохранить эту былую красоту пусть и в сломанном виде.
Звонок прозвенел внезапно, и я сорвался с места, выбегая первым из класса, подхватив свою сумку. Широкими шагами пошел по коридору, направляясь к лестнице.
– Кир. Стой, ты куда? – догнал меня Денис.
– Ухожу, – буркнул я, чуть замедляя шаг.
– Но у нас еще четыре урока, – дернул меня за рукав водолазки Денис.
– Слушай ты, если я объявил новенькую парией, почему помогаешь ей? – встал я напротив друга, сердито сверля его взглядом.
– Она мне нравится, я тебе говорил, – пожал плечами Денис.
– Мне она не нравится, – произнес я по слогам.
– Жаль, – взгляд Дениса тоже стал острым и в голосе появились стальные нотки.
– Вот как, – ответил я, – Значит, тебе дружба со мной не так важна, как внимание новенькой?
– Ты не прав, Кир и сам это знаешь, – огрызнулся Денис, – Если твое условие, чтобы дружить, это не общаться с Дашей, то я пас. Делай что хочешь, но обижать ее не позволю, – сказал друг и прошел мимо меня, саданув своим плечом по моему плечу.
– А когда она тебя кинет, можешь не приходить жаловаться! – крикнул ему вслед, на что Денис даже не обернулся, – Да и вали!
Развернулся и пошел на выход.
– Высотин. Куда?! – крикнул позади Иваныч, когда я миновал пропускник, – Уроки еще не кончились!
Я не стал оборачиваться, вышел из школы и встал на крыльце. Моросил дождь, небо хмурилось, гоняя свинцовые облака. На душе было погано и также серо все, словно исчезли все краски. Сунул руку в карман и вывернул его, вытряхивая осколки сломанной заколки, провел по блестящему мусору ботинком, расшвыривая в разные стороны. Немного постоял, подставляя лицо под дождь, который остужал горящие щеки и неожиданно для себя снова повернул к дверям школы.
Второй урок у нас был алгебра, я вошел самый последний, когда урок уже начался.
– Королевское величество пожаловало, – поприветствовал меня Виктор Петрович, учитель алгебры, – Ты. Высотин, тогда и не садись, а иди прямо к доске, вспомним, что