Ржавчина. Виктория Побединская
а живут там другие люди.
«Аннет, прости за сегодня, – пишет мне Эрик. – Я перегнул. Могу позвонить насчет доклада?»
Мы сдаем его вместе. Эрик долго договаривался, чтобы нас выслушали после уроков и мне не пришлось выступать публично. Он внимательный и заботливый, а главное – понимает меня без слов. Впервые за два года я задумываюсь о том, что смогу делать то же, что и другие. Встречаться с парнем, держать его за руку, не испытывая дискомфорта и не ощущая собственной ущербности.
«И ты прости меня, – отправляю я ответ. – Жду в скайпе. Включай камеру».
Когда он присылает смайлик, я улыбаюсь.
Глава 9. Анна
В пятницу Паола Мендес приглашает всех на вечеринку в честь Хеллоуина. Я не иду. Хотя живу в Штатах больше шести лет, терпеть не могу этот праздник. И пусть моего мнения большинство не разделяет, со мной внезапно соглашается Эрик. Поэтому вместо того, чтобы толкаться в примерочных, выбирая повторяющиеся из года в год пыльные костюмы, мы прыгаем в его старенький «додж» и срываемся в Вильямсбург.
– Почему сюда? – спрашивает Эрик, когда мы выходим из машины.
«Потому что в семнадцатом веке Хеллоуин не праздновали, – смеюсь я, раскинув руки в стороны, и, делая всего шаг, перемещаюсь на двести пятьдесят лет в прошлое – в колониальный город. Эрик вытаскивает у меня из волос листок, упавший с ближайшего дерева. – Хэллоуин стали праздновать в Америке гораздо позже, – поясняю я, проходя мимо усадьбы, некогда принадлежавшей губернатору, и маня Эрика за собой. – Все эти атрибуты, вроде гирлянд из паутины и резных тыкв, появились лишь в конце девятнадцатого века. А здесь их еще не придумали».
Мимо проходит строй солдат, облаченных в красные мундиры. Эрик провожает их изумленным взглядом.
«Только не говори, что никогда здесь не был», – удивляюсь я, глядя в его распахнутые глаза.
«Мы недавно перебрались в Вирджинию», – поясняет он.
«Боже, сколько красоты я тогда должна тебе показать!»
Если бы могла, закричала бы от радости, потому что обожаю это место до глубины души. Обожаю за запах, стук копыт, за шум улиц и музыку из открытых окон, за то, что здесь нет пыльных и скучных музеев: весь город – музей. Ежедневно несколько сотен человек надевают одежду времен войны за независимость и просто живут. Ходят по улицам, запрягают лошадей. Трудятся в крошечных магазинчиках и лавках, создавая то самое волшебство.
«Гляди. – Ухмыльнувшись, Эрик кивает на гору тыкв, сваленных у порога одного из домов. – Как ни сбегай…»
«Это просто тыквы! – морщусь я. – Никакого подтекста».
«Почему ты так не любишь этот праздник? Только посмотри, разве они не милые?» – жестикулирует Эрик. Уголки его губ упрямо ползут вверх.
«Нет, этим меня не купишь. – Я качаю я головой. – Как бы люди суть этого праздника ни прятали, его смысл не меняется».
«А разве он вообще есть? Это же просто веселье».
«У всего в этом мире есть смысл, Эрик. Ты как будто приобщаешься к загробному миру, даже если