Охота на труса. Алексей Смирнов
и благочестия. Муж – голова, а жена – шея. Благословенна жена разумная, страх Господень она прославляет. Уста свои открывает с мудростию и благопристойно. Откуда сие, Гопинат?
– Притчи, глава тридцать первая, – отчеканила та без труда, потому что Илларион обходился десятком-другим цитат, которые сызмальства засели в памяти у воспитанников.
– Правильно. Так вот: назовите мне неразумных отроков, а я позабочусь, чтобы их наказали шутейно.
Марфа расправила плечи и посмотрела в его подернутые пленкой глаза.
– А правда ли, батюшка, что я – Екатерина Великая?
Илларион пожевал губами.
– Кто тебе сказал? – осведомился он тоном Создателя, допрашивающего Еву. Сообразив, кому подражает, он и продолжил: – Не так ли и наша праматерь вкусила от древа познания?
Девицы пришли к нему по собственной воле, распираемые страхом пополам с желанием исповедаться. Отец Илларион и не мечтал о такой удаче. Он принял их доброжелательно, незамедлительно окружил заботой и утешил, пообещав, что их поступок не только останется без последствий, но и смягчит участь пресловутых отроков. Однако Марфа не спешила с признанием – напротив, вздумала вынюхивать сама, и батюшка начал быстро терять терпение. Он перестал моргать и чуть приоткрыл рот, дожидаясь ответа и готовый взяться за умозрительный кнут.
– Ибрагим, – сказала Марфа.
Илларион выдохнул.
– Бен Ладен – крапивное семя, – кивнул он. – Но если правильно возделывать сад и поливать сохнущую лозу, она принесет добрые плоды. Вот о чем вы не думаете, бестолочи. Важно не кем быть, а кем жить… Что ты таращишь глаза, Гопинат?
– Бен Ладен? – выдавила Гопинат.
– Да, он самый. Но тебе нечего бояться, он вырос в благостной среде и совершенно безопасен. Тебе чудится, будто он лично разрушил строения, но это не так…
У Гопинат подогнулись колени, она лишилась чувств. Марфа ахнула, отшатнулась и прикрыла рот.
– Что за глупости? – проворчал Илларион, берясь за кропило.
– Это не просто обморок, батюшка, – пролепетала Марфа. – Она с утра жаловалась – в глазах, говорила, темно, и голова раскалывается. И еще у нее пошла носом кровь!
Она распахнула дверь, высунулась в коридор и закричала:
– Кто-нибудь! Ей плохо, скорее сюда!
Отец Илларион осознал, что дело серьезное, и вызвал врача. Но прежде, чем доктор Фест – чернявый и носатый человечек в хирургическом халате – успел добежать из своей конурки, что совмещалась с изолятором, в келью ворвался Сановничий, а следом – Смирдина, Блудников и два тутора: Лобов и фон Рогофф. Все они столпились вокруг распростертой Гопинат. Смирдина опустилась на колени и расстегнула ей ворот, Илларион уже совал кружку с водой. Лобов пристроился рядом и проверил пульс.
– Ровный, – сообщил он.
Гопинат чуть приоткрыла глаза и захрипела.
– В сторону, – тявкнул доктор Фест, расталкивая педагогов.
Он