Серебряный медведь. Владислав Русанов
быстро натянул сапог и, притворившись, что чешется бровь, поскольку барнец смотрел в его сторону, поднялся. Ладно, пускай все идет, как шло. Захочет Триединый свести его с овцеводом, сведет. Нет – значит, так надо, так предопределено.
Глава 3
Почтенные аксамальцы, живущие на улице Адмирала ди Вьенцо, по праву гордились соседями. Еще бы! Целых три дипломатические миссии на коротенькой в общем-то улочке – она начиналась у глухой стены гвардейских казарм, тянулась сотни четыре шагов и ныряла в Прорезную улицу неподалеку от Клепсидральной площади. Ее давно понизили бы в звании, переведя в менее уважаемый род переулков, если бы не громкое имя его высокопревосходительства, адмирала браильской эскадры, благородного Джотто ди Вьенцо, разгромившего пиратский десант с острова Халида, сумевшего провести флот в обход Фалессы в середине месяца Филина, среди туманов и штормов, и поддержать дружественную Вельсгундию в войне с Итунией. В главном торговом порте Каматы даже стоял памятник его высокопревосходительству – пятнадцать локтей высотой, красная бронза, работа знаменитого скульптора Аваромо Кривца.
Наверное, кто-то в аксамалианском магистрате считал себя записным шутником, иначе не разместил бы рядом посольства Итунии, Вельсгундии и Фалессы.
В самом начале улицы, в двух шагах от гвардейской конюшни, расположились фалессианцы. Кованый заборчик окружал палисадник, переполненный розами – белыми, желтыми, алыми, бордовыми, черными. Днем за всем этим богатством ухаживали пять садовников, а ночью три сторожа охраняли цветы от покушений аксамалианских повес, устремляющихся в сумерках петь под балконами возлюбленных. Великолепие роз затмевало чистенький беленый домик с красной крышей, несмело примостившийся в глубине двора. Издали он производил впечатление игрушечного. Так же и его обитатели казались вечно веселящимися на карнавале. Житель какой другой страны способен натянуть панталоны со штанинами разного цвета, дополнить гардероб камзолом в мелкую полоску и шляпой со свежесрезанной розой?
Через три дома, рядом с пекарней хромого Рольма, возвышалось здание, занимаемое итунийцами. Облупившаяся штукатурка и буйный плющ, увивший стены. Зато у крыльца постоянно стояли в карауле два латника в глухих шлемах-бацинетах,[13] пластронах[14] и кожаных юбках до колена. Уроженцы этой страны всегда считались отличными воинами – умелыми, стойкими и беспощадными к врагам. Многие сильные мира сего готовы были отдать любые деньги за десяток-другой итунийских бойцов в личной гвардии. Но северяне, привыкшие жить и сражаться в мрачных холодных лесах по ту сторону гор Тумана, презирали наемников, сражавшихся за деньги. Вот за честь рода, за землю, за стадо мохнатых коров – пожалуйста, сколько угодно. А за презренное золото – увольте.
И уж совсем у перекрестка, почти на величавой Прорезной, торчал, высовываясь на мостовую, приземистый дом, занимаемый вельсгундцами. Лет сто назад тогдашний посол королевства приказал перестроить выделенное ему столичным магистратом здание, приведя его в соответствие
Бацинет – закрытый шлем с коротким плоским или полукруглым забралом.
Пластрон – жесткий нагрудник, предшественник кирасы