На языке родных осин. Алексей Клёнов

      На языке родных осин

      Поговорить не мудрено

      Когда сидишь, и не один

      А на столе стоит вино.

      Когда приятель сильно пьян

      Когда и сам не лучше – вдрызг

      Языковой не прочь изъян

      Взорваться матом пьяных брызг.

      И оправданье есть тому:

      В России любят полумат

      Но никогда, по одному,

      Не напиваются в умат.

      Соображая на троих

      Тем добиваются чудес

      И поминают, как своих,

      Святую троицу небес.

      И в этом есть особый шик:

      Ругнувшись, выпить не спеша

      И петь, переходя на крик.

      Не голос то поёт – душа.

      Она сорвётся камнем в ад

      И вознесётся до небес…

      Как часто плачет невпопад

      Страна несбывшихся чудес.

      Один хрипел, другой кричал

      Рычал негромко третий.

      Один стрелял, другой ворчал

      Матёрый – пулю встретил.

      И каплей крови на снегу

      Оборванный флажок

      Перемахнул и, на лету,

      Заряд свинца, – ожог.

      Упал на снег, сверкнув клыком

      Поджав от боли лапы.

      Слюной кровавой, ручейком

      От бешенства закапал.

      Оскал звериный, волчий взгляд

      И сердце – молотком.

      Душа – струна, в груди – заряд

      И шесть стволов в него подряд

      Под мордой – снег флажком.

      Добьют? Добьют!

      Уволокут по снегу, против шерсти.

      Поднялся – в вой. Уж коль убьют

      Так пусть убью по чести.

      Взревел, вскочил. Рванул вперед

      Снопам огня навстречу.

      Прощайте, волки, мой черед

      Я волчий не сберёг народ

      Я не вожак теперь – урод

      И пусть стреляет этот сброд

      А я за всё отвечу.

      Вцепился в глотку, сжав клыки

      И в грудь упёрши лапы

      И замер, закатив белки.

      В мозгу туман, в глазах – ни зги

      Пинали чьи-то сапоги

      И чей-то страх с его тоски

      Как кровь с ножа закапал.

      Оторван. Брошен. На снегу

      Лежит кровавой кучей.

      Не нужен больше никому

      И лишь вороны – тучей…

      Я жить по-волчьи не могу

      Но наша жизнь – не лучше.

      Не покидай меня, мой ангел белый.

      И, уходя с рассветом в дальний путь

      Ты навестить меня, хоть между делом,

      Под вечер, как-нибудь, – не позабудь.

      Оставив мне надежду на спасенье

      Уверенность в себе не сокруши.

      Не уноси с собою вдохновенье

      Оно дороже вечности души.

      Когда растает день, минует вечер

      Я знаю – ты придешь простить грехи.

      Благодарю тебя. И, после встречи,

      Перепишу своей рукой стихи.

      Взмахнешь крылом,

      и дом негромко всхлипнет

      Мы эту ночь поделим на двоих.

      Услышу только я, как тихо скрипнет

      Крыльцо от легкости шагов твоих.

      Я пропаду, я сгину, я растаю.

      Мне без тебя не нужно ничего

      Останутся стихи. Я точно знаю

      Всё кончится с ухода твоего…

      И осталось-то немного!

      Не сказать бы поперёк.

      Что ж ты плачешь, недотрога,

      В перекрестии дорог?

      У тебя остуда нынче

      У меня опять хандра.

      Как, скажи, нарочно кличем

      «Где ты, эй? Ау, беда!»

      А беда танцует рядом

      Белый танец, горький вальс

      Обжигая едким взглядом

      Предназначенным для нас.

      И крадётся