У Кубань-реки. Василий Алферов
споро бежали под гору. Небо над долиной Кубани было чистое. На западе сияло заходящее солнце. На вершине горы, как и утром, искрился снег.
– Как здесь все изменилось! – сказал капитан, оглядывая распаханные поля у подножья горы. – Когда я жил на кошаре, здесь до самой станицы была целина. А за тем вон взгорком лежал сбитый немецкий самолет. Я часто бегал туда, отвинчивал всякие гаечки и срывал цветные проводки…
Мишка и Коля, высунув головы из-под бурки, подвинулись вперед.
– Я слышал, что Евсеевич тебя усыновил, прервал воспоминания капитана дядя Петя. – Расскажи, как это случилось? Капитан прилег на сено, опершись на правый локоть, и начал рассказывать:
– Своих родителей я не помню. Когда началась война, мне было восемь лет. Жил я тогда здесь в Прикубанском детдоме. Перед приходом немцев нас стали эвакуировать. Вывезли на подводах за станицу. Продвигались медленно: дорога была забита подводами, гуртами скота. Вскоре налетел самолет с черными крестами и начал строчить из пулеметов. Сделал над дорогой несколько заходов. Что творилось! Коровы ревут. Лошади шарахаются в стороны. Мы плачем… Воспитательница нашей младшей группы, сама еще девчонка, долго потом разыскивала нас в этой кутерьме. Собрала всех, посадила на подводу и поехали дальше. Потом догнали нас танки, и тут началось пострашнее налета: из пушек стреляют, гусеницами давят… Один снаряд попал под заднюю ось нашей подводы. Воспитательницу и всех, кто сидел сзади – насмерть. Я со страху побежал, сам не знаю куда, лишь бы дальше от дороги. Бежал, пока не упал обессиленный. Тут меня и нашел Евсеевич. Они с женою эвакуировали отару овец, но гнали ее не по дороге, а стороною, пасом. Когда я немного успокоился и рассказал, как мог, кто я и как туда попал, они, долго не раздумывая, предложили: «Хочешь с нами жить, Коля?» Что мне оставалось делать? Конечно, я с радостью согласился. Это теперь хутор Казачий присоединили к Прикубанскому совхозу, а до войны там был свой колхоз. Назывался он «Красный ключ». Так вот отара та принадлежала тому колхозу.
– А Евсеевич разве не воевал? – спросил дядя Петя. – У него же нога…
– Хромота эта у него от рождения. Потому его и не брали в армию. Они с Марковной до войны жили на Украине. Оба они детдомовские. Поженились рано. А тут – война. По эвакуации попали в Казачий. Рабочих рук в войну в колхозах не хватало. Эвакуированных и беженцев принимали с радостью. Правление колхоза выделило им дойную корову, выписало муки и прочих продуктов и определило на работу на вот эту самую кошару, где вы сейчас работаете. Только тогда кошара и домик были покрыты соломой, пол в домике земляной. Но для них, после всего пережитого и это казалось раем.
Посоветовались тогда Евсеевич с Марковной и решили незаметно вернуться на свою кошару и там дожидаться возвращения своих. С наступлением темноты мы двинулись в обратный путь. Евсеевич и Марковна гнали овец, а я сидел на подводе, быков погонял. К подводе корова была привязана. Дорог мы избегали, гнали отару полями.