Особое мнение. Филип К. Дик
голоса. Да, он закричал, закричал во всю глотку! Вопль ярости и отвращения эхом разнесся от края до края парка, над зеленой травой, среди тихих деревьев:
– Гуселапые!!!
Встрепенувшись, старик неуклюжей трусцой устремился в погоню.
– Гуселапые! Воронье! Помогите! Эй, кто-нибудь! На помощь! – вопил он, вперевалку хромая следом за марсианином с венерианкой, размахивая алюминиевой тростью, жадно хватая ртом воздух.
Небольшая толпа, собравшаяся на крик, уставилась на спешащего за парочкой старика в совершеннейшем недоумении. Обессилевший старик наткнулся на фонтанчик с питьевой водой, едва не упал, выронил из рук трость. Морщинистое лицо его мертвенно побледнело, рубец ожога проступил на усеянной старческими пятнами коже отвратительной, жуткой кляксой, уцелевший глаз от ненависти и негодования налился кровью, из уголка дряблых губ вытекла на подбородок струйка слюны.
Парочка видоизмененных, свернув в кедровую рощицу, устремилась к выходу из парка. Дэвид Унгер в бессильной ярости взмахнул тонкими, костлявыми руками.
– Держите их! – брызжа слюной, завизжал он. – Держите, уйдут! Чего стоите столбами, трусы несчастные?! Что за народ, а?!
– Уймись, папаша, – добродушно урезонил его молодой солдат, остановившийся рядом. – Чего взбеленился? Идут себе, никого не трогают…
Подобрав трость, Унгер со свистом рассек ею воздух над его головой.
– А-а, болтун… соглашатель! – прорычал он. – Тоже мне, воин! Какой из тебя солдат?
Неудержимо закашлявшись, старик осекся, согнулся вдвое, не в силах перевести дух.
– В мое время, – с грехом пополам прохрипел он, – мы обливали их ракетным топливом и вздергивали на фонарях! В клочья их рвали, втаптывали в асфальт! Мы показали им…
Тут паре видоизмененных заступил путь огромный, плечистый коп.
– Проходите, – угрожающе распорядился он. – Вам, уродам, в парке не место.
Видоизмененные мышками шмыгнули мимо, однако коп, лениво подняв дубинку, хлестнул марсианина по глазам. Хрупкий тоненький череп видоизмененного с треском раскололся, и марсианин, ослепленный невыносимой болью, рухнул ничком в траву.
– Ну вот, другое дело, – удовлетворенно прохрипел Дэвид Унгер.
– Мерзавец старый, – в ужасе побледнев, бросила ему проходящая мимо женщина. – Такие, как ты, воду и мутят!
– А ты что, до воронья охотница?! – зарычал Унгер.
Толпа таяла на глазах. Крякнув, Унгер перехватил поудобнее трость и, ругаясь себе под нос на чем свет стоит, покачивая головой, яростно сплевывая в кусты, заковылял к выходу.
Неудержимо дрожа от гнева и негодования, он вошел в клинику.
– Чего вам? – буркнул он, дохромав до громадной регистратурной стойки посреди общего вестибюля. – Что у вас тут за бардак? Будят, стоило мне в первый раз с тех пор, как угодил сюда, нормально уснуть – и что я вижу? Ни много ни мало, пару гуселапых, разгуливающих среди бела дня, нахально, будто у себя дома!
– Вас