Девочка с последней страницы. Елена Викторовна Туголукова
ей вслед радостное «Большое спасибо!», повернула в сторону дома.
На следующее утро вновь устремилась к своей цели. Калитку мне открыли, в помещение пустили. Пока главный врач была занята, мне любезно предложили подождать в коридоре на первом этаже.
Я робко села на диванчик. Пытаясь сосредоточиться, выстраивала план вопросов, подготовленных дома. Меня охватила дрожь. Сердце с каждым ударом колотилось сильнее, его биение ощущалось даже в голове и, казалось, было слышно вокруг. Мысли кружились беспорядочным роем. Но я старалась держать себя в руках. Тут ко мне подошла пожилая сотрудница этого учреждения и присела рядом. Ей было любопытно, кто я и зачем пришла. Показав газету, я в двух словах объяснила, что хочу поговорить по поводу этой девочки.
– А вы ей родственница? – осторожно спросила женщина.
– Нет. Я ей никто.
– У вас, наверно, нет своих деток? – сочувственно наклонилась она ко мне.
– Есть. Трое.
В глазах собеседницы я прочитала удивление и множество вопросов.
– Она девочка хорошая, – с грустью в голосе открылась женщина, глядя на фото Саши, – и с головой у неё всё в порядке, нам всем её так жалко. Найти бы ей хорошую семью. Не должна она здесь находиться…
***
Наконец меня пригласили к главному врачу, и моя собеседница откланялась.
В кабинеты директора школы или заведующего детским садом я входила по работе много раз и без страха. Поэтому надеялась на свой опыт, на тактичность и умение вести разговоры с официальными лицами. Да и просто на то, что руководитель такого учреждения не может быть неприятным человеком, и мы обязательно должны прийти к взаимопониманию.
Но тут совсем другое место: не школа, не садик. Сложное место. И здесь совсем другая жизнь.
Женщина средних лет в белом халате встретила меня дружелюбными словами «Проходите, пожалуйста!», чем сразу расположила к себе. Жестом руки предложила сесть поближе к длинному столу и спросила о причине моего прихода.
Красивый белый тюль на приоткрытом окне развевался от лёгких дуновений весеннего ветра, птицы щебетали наперебой, и настроение в кабинете из-за этого казалось не таким строго официальным.
Разворачивая газету, которую не выпускала из рук несколько дней, я сообщила, что заинтересовалась девочкой, которая у них находится, и показала фото.
– Вы уже были в органах опеки? – спокойно спросила главный врач.
– Нет. Я не знала, с чего начинать и к кому обратиться, поэтому решила прийти сразу к вам.
– Поймите, мы не можем разглашать сведения о детях. Мало ли, кто пришёл и с какими намерениями… Если вы хотите что-то конкретное узнать о ребёнке, нужно сначала получить разрешение от органов опеки, с ним и приходите.
Мне нравилось, как шёл разговор: размеренно, по-доброму. Главврач действовала по инструкции – не сообщала лишних сведений. Она вежливо задавала вопросы, вникала в мои, неспешно отвечала приятным голосом. Поинтересовалась образованием,