Разлучённые разницей в возрасте. Юрий и Аркадий Видинеевы

      – Ой! – пискнула сзади Сонечка.

      Герка обернулся и увидел, что Сонечка распласталась на земле. Он вернулся, склонился над нею:

      – Вставай.

      – Убегай, дурак! Теперь она уже наша!! – прогрохотало всё окружающее пространство, источая неописуемый ужас.

      Славик и Толик, подхваченные вихрями этого неописуемого ужаса, ускорили свой бег, попеременно обгоняя друг друга, и вскоре скрылись из вида.

      – Была ваша, станет моей! – рявкнул в окружающее пространство Герка. Он сгрёб руками красотку Сонечку, как свою бесценную добычу, и последовал вон из леса.

      В ту же секунду его окружили какие-то непонятные твари. Их оскаленные пасти внушили страх. Шерсть на их загривках угрожающе вздыбилась. Глаза их горели такой безумной яростью, которой никогда на знал этот мир.

      – Ты нам не нужен, дурак! Оставь нам девчонку и уходи!

      – Уйду только вместе с ней!

      – Тогда добро пожаловать вместе с ней в наши пасти! – прорычали злобные твари и двинулись на Герку, сжимая своё кольцо окружения.

      Ни Герка, ни Сонечка не поняли откуда пришло избавление от, казалось бы, неминуемой гибели.

      Они не сразу опомнились после того, как вдруг исчезли куда-то потусторонние твари, готовые разорвать их на части, как очистилось от неописуемого ужаса всё окружающее пространство.

      Ноги у Герки обмякли, и он повалился на землю, продолжая прижимать к своей груди бесценное сокровище – Сонечку.

      Его бесценное сокровище тоже прильнуло к его груди, не желая отстраняться.

      Когда они добрели до Геркиной «Toyota», она легко завелась.

      По дороге из леса они подобрали Славика и Толяна.

      – Куда теперь? – спросил Славик. – На новое место стойбища?

      – Нет. В Москву. – ответила ему Сонечка. – Я – к Герке, а вы – к себе по домам.

      Неоконченная картина

      Левая часть полотна поражала воображение фантастической натуралистичностью. В ней ощущалась пространственность, уходящая в дымку пасмурного осеннего дня, зябкая стылость воздуха, гнилостный запах болота, скрывающего в своих затхлых водах каких-то неведомых сущностей, чуждых нашему миру и беспощадно враждебных к нему. Прибрежная часть болота притягивала взгляд и вызывала предчувствие ужаса, готовящегося возникнуть из непроглядной болотной тьмы, сковать смотрящего в неё порабощающим гипнотическим взглядом и утащить в свою бездонную глубину, туда, где пленённый тьмою рассудок отдастся во власть безумию.

      Правая часть полотна была прописана широкими мазками, которые после их проработки должны были бы отобразить окраину дремучего леса, загадочного и устрашающего.