Ваня Ванюша. Наталья Скорых
что с ней? – он дёргал Макарыча за рукав, – Деда, что?
– Жар у неё, – Макарыч потрогал горячий лоб Надежды, – плохо дело, но поправимо.
Вовка начал осматривать маму, теребить её:
– Мамочка вставай! Мамочка
– Цыц! – строго сказал Макарыч. – Цыц! Без паники!
Он намочил чистую тряпочку в тёплой водичке, и начал отбирать Надежду. Вовка сел рядом, положим мамину голову себе на колени и, по наставлению Макарыча, начал поить её тёплым чаем.
– Потерпи родная, – шептал он, – потерпи.
– Все сладится, все пройдёт, – бормотал Макарыч, – намерзлась она сегодня, застудилась. Все старалась больше собрать. Но ничего, мы справимся. Бабка моя, троих сыночков вырастила, троих богатырей подняла, и я с ней. Вместе и лечили, и кормили, и лелеяли. И мамку вашу на ноги поднимем. – Он обтер Надежду, завернул в фуфайку, – а теперь ждать. Сейчас пропотеет и сойдёт жар с неё.
Макарыч умаялся. Сел на табурет, устало положил руки на колени и долго молчал. Суп давно был готов, крупа упарилась и разбухла, так что суп стал густой.
– Садитесь ужинать, уж скоро полночь. Мы сделали все, что могли, – руководил Макарыч, – вам ещё будут нужны силы, так что ужинать и спать.
– Деда, а ты с нами? Оставайся, а. С тобой нам не страшно будет, – умолял Вовка.
Маруся весь вечер не отходила от мамы. Трогала горячий лоб, обтирала её лицо тряпочкой и приговаривала:
– От луны до солнца ты самая-самая лучшая. Сколько снежинок зимой, столько сильно я тебя люблю.
Вовка успокоил Марусю, и после ужина уложил на печку спать. Сам сел рядом с Макарычем.
– Деда, а что такое война? – начал он мужской разговор. – зачем эти фрицы пришли на нашу землю?
– Война, сынок, это большая беда, – Макарыч смотрел в пол, он не знал, как объяснить ребёнку, всю боль и тяжесть происходящего.
Ему, этому десятилетнему мальчишке и так выпала суровая доля. Он и сам знал, что такое война не понаслышке, он жил в войну, выживал, но не понимал, за что и почему. Почему одни люди, которых называют фашистами, решили, что имеют право убивать других людей: русских, украинцев, белорусов, евреев. Почему они решили, что им можно стрелять в детей и стариков. Почему? Кто дал им такое право?
Макарыч молчал, не находя нужных слов.
– Деда, а какие они твои сыновья? Герои, как мой папка? – не унимался Вовка.
– Герои. – ответил Макарыч, – Герои. Мишка был танкистом, он ещё в школе все хотел быть танкистом. Так в танке и подорвался на мине. Так и подорвался. – сухой натруженной рукой старик вытер слезы, – А Генка он на гармошке играл, ух как играл. Все девчонки ходили за ним хороводом. А он одну – Ниночку красавицу любил. И она его очень-очень. Как призвали Генку моего, так и Ниночка с ним пошла воевать. Вместе. Рука в руке. Только убили моего Генку. Убили гады фашистские, – Макарыч уже не стеснялся слез.
– А Никита?
– Никите было только восемнадцать. Малец ещё совсем. Даже усы не брил. Парнишка. Совсем парнишка. Нет у меня