.
созвездие Ориона.
– Рассмешил!
– Хотя… на море тоже иногда тянет. На океан. У меня на учебнике астрономии кто-то из бывших владельцев написал: «Хочу на Луну! А рядом, другим почерком: Циолковский – мудак!»
– Здорово! А ты слышал байки, что Гагарина инопланетяне похитили?
– На кой же он им понадобился? Пить с ним что ли за компанию? Хотя, все бывает, может и инопланетяне. Жалко, что они и Черненко с собой не прихватили!
– Говорят, он уже умер. Только об этом не сообщают.
– Говорят… Может и умер, только, кого же тогда по ящику каждый день показывают? Двойников? Ты знаешь, в телесном бессилии наших старцев есть что-то зловещее. Агония затянулась. На самом деле, эта агония наша. Это мы – бессильны. Это наш, совковый образ. Наш лик. Неужели это будет вечно продолжаться? Тогда нам всем конец. Они нас всех одними бесконечными похоронами до депрессии доведут.
– Не пугай меня, я о политике даже думать не хочу, Димыч. Боюсь.
– Плохо то, что она о нас все время думает… Россия сейчас, как и во времена Грозного – огромный языческий алтарь. Тут приносятся человеческие жертвоприношения. Тут терпят. Все мы подошли к какому-то порогу. Еще шаг – и безумие уже не остановить.
– Перестань, не береди себя. Лучше поцелуй меня.
Лана целовала нежно, отдавая себя. Мы прижались друг к другу. Так крепко, как могли. Стояли, обнявшись, как живой столб. Одни на липовой аллее. На холоде. На ветру.
Два часа пролетели быстро. Лане нужно было еще появиться в институте.
А меня разрывало. С одной стороны – хотелось поскорее уйти, остаться одному, ехать домой, почувствовать себя в знакомой роли, как ноге – в старом теплом чулке. С другой стороны – не хотелось никуда уезжать. Только стоять, прижавшись к Лане, стать деревом, срастись с ней, переплестись корнями и остаться тут навсегда.
Тебе скоро тридцать. Пора уже и повзрослеть. А тебя носит как шестнадцатилетнего. Втюрился как пацан. Что теперь – убежать? Упасть на холодную землю? Разрыдаться? Или петь, прыгать, танцевать? Может, купить вина, поехать к Леше и напиться у него? Или, еще проще – взять бутылку портвейна и выпить ее на улице. В одиночку. Фу, как глупо. На большее ты не способен? Купить… Выпить… Рыдать… Русская загадочная душа… Ни на что не годен.
– Я пойду. Мне надо еще по магазинам пройтись, к празднику что-нибудь вкусненького купить. В Переделкино нет ничего в магазине.
– К какому празднику?
– Ты где живешь, милый! На созвездии Ориона? Через два дня восьмое марта!
– Черт бы его взял… Тяжело прощаться.
– Что ты? Не смотри так. Я на следующей неделе обязательно позвоню. Скорее всего в среду.
– Целую неделю ждать. А почему не в понедельник?
– Ты как ребенок. Хочу игрушку и все! В понедельник у нас аврал. Эдуард что-то вроде инвентаризации задумал.
– А во вторник?
– Во вторник я обещала Талькиной с ремонтом помочь. Она совсем извелась.
– В среду, так в среду.
– До свиданья, милый.
Повернулась и ушла. Только хвостиком вильнула.
А