Азиатская книга. Александр Стесин

      Где лишайник и мох, где трясина,

      сопки, ельники, озеро с ряскою,

      прибайкальский участок Транссиба,

      глушь освоивший братско-бурятскую,

      где поселок, дома с полувнешней

      стороны – не поймешь – с полувнутренней.

      И поджарый старик, житель здешний,

      начиная забег ежеутренний,

      входит в кадр семенящей фигурой,

      осторожно ступни отрывающей

      от земли. И земля черно-бурой

      полосой, где клочками трава еще.

      И с фонарным еще селенитом

      перешеек от дворика к садику,

      где на месте бежит, семенит он,

      поверяя динамикой статику.

      И вокруг ни души, будто только

      он и есть, чтоб субъектом единственным

      уточнялась действительность, долго

      мельтешащая хвойным и лиственным

      перелесками (ельник и сопка,

      бурелом, обходная тропа, листва),

      где течет, торопясь, Ангасолка

      и впадает в Байкал, как в беспамятство.

      Поезд пройдет в привычном, многовагонном порядке,

      ухнет на полустанке

      признаком жизни первичным. Вылезешь из палатки.

      Что там? Темно, как в танке.

      Там – это рядом; справа плещет Байкал, как в черной

      комнате проявитель,

      где фотоснимок плавал. Жест бытия безотчетный:

      где-то я это видел.

      Вправо посмотришь, влево, из слепоты пытаясь

      высвободиться, вспомнить

      снящееся бесследно, в памяти заплетаясь,

      плеском из черных комнат.

      Кто-то там ходит, вечен, сумками весь увешан,

      путь фонарем означив.

      Вспыхнет светоячейка, высветит облик чей-то.

      Кто-то, видать, из наших.

      Будто сосновый ящик не приняла траншея,

      будто они всем миром

      здесь, и о предстоящей смерти их знать страшнее,

      чем о своей, и мигом

      луч к пустоте примерзает, будто уже не снится,

      видится беспристрастно,

      или душа созерцает собственные границы

      на берегу пространства.