Две кругосветки. Елена Ленковская
себя ежечасно.
– А ничего, голос есть – пущай поёт, – примирительно отвечал другой матрос.
Ему уже успел полюбиться учёный Симонов. Весёлый, молодой, и на́ тебе – профессор! Солидности никакой, зато с матросами приветлив. А что поёт громко – ничего. Пусть себе поёт.
Судя по громкости и вдохновенности пения, остров с малопривлекательным названием Крысий Ивана Михайловича очень даже привлекал. Безлюдный и скалистый, ни травинки, ни кустика… Однако учёному этот островок казался вполне подходящим для производства астрономических наблюдений.
Сначала, конечно, нужно было получить разрешение местных властей. Впрочем, Симонов даже мысли не допускал, что капитану Беллинсгаузену откажут. Если что, российский генеральный консул в Бразилии, господин Лангсдорф, похлопочет – не только по долгу службы, но и по старой дружбе с капитаном «Востока».
Симонов знал, что в молодости Беллинсгаузен и Лангсдорф почти три года плавали вместе на одном корабле. Ходили в знаменитую первую русскую кругосветку под руководством самого Крузенштерна.
Генеральный консул Григорий Иванович Лангсдорф, отдать ему должное, не замедлил явиться на следующий же день. В семь часов утра он уже поднялся на борт «Востока» и тут же бросился целоваться с Беллинсгаузеном, растроганно блестя глазами и шмыгая носом от волнения. Как же, пятнадцать лет не виделись!
Невысокий и коренастый Беллинсгаузен к сорока годам стал плотнее. Несмотря на ежедневную гимнастику, обзавёлся небольшим брюшком. И волос поубавилось, а в оставшейся шевелюре начала пробиваться серебряная нить.
Зато Лангсдорф так и не приобрёл солидности в фигуре, только слегка ссутулился. Глаза его по-прежнему были живыми и любопытными, нос всё так же немного смахивал на утиный клюв, а сам он являлся подвижным, щуплым и суетливым субъектом, легко воспламеняющимся разными учёными идеями.
Обняв Фаддея Фаддеевича за широкую талию, консул повёл его вдоль палубы, что-то рассказывая. Немец по происхождению, Лангсдорф сразу перешёл на родной немецкий и с места в карьер попытался увлечь собеседника своим новым научным проектом.
– Дело жизни! Экспедиция вглубь бразильского материка! – восклицал он с азартом неутомимого естествоиспытателя.
Беллинсгаузен только хитро щурился, посмеивался благодушно. Вот зачем академик Лангсдорф несколько лет назад попросил российское правительство назначить его консулом в Бразилии! Учёного интересовала вовсе не дипломатическая карьера – им двигала страсть к науке.
Однако Беллинсгаузена наука как таковая не слишком волновала, во всяком случае теперь. Его более занимали насущные нужды моряка: как налиться питьевой водой и достать нужную провизию, где можно произвести сверку корабельных хронометров[11]…
Бодрый Лангсдорф обещал всяческую помощь и содействие. На прощание снова с чувством обнял Фаддея Фаддеевича. Отбыл, сияя. Воздев кверху указательный палец, кричал с катера на прощание
Хроно́метр – особо точные часы.