Томка и рассвет мертвецов. Роман Грачёв
бандюганов прямо в автомобилях. Полыхающая тачка с телом внутри – зрелище не для поклонников дневных ток-шоу.
– Как его опознали?
– Точно не знаю, кажется, по каким-то личным вещам или просто пробили машину. Тебе лучше поговорить с самой Ниной Ивановной. Хотя должна предупредить, что она сейчас… как бы поточнее выразиться…
– Не совсем в себе?
– Нет, она вполне адекватна, но смерть всех близких мужчин, конечно, основательно ее подкосила.
Я машинально пошлепал по карманам брюк в поисках сигареты, но вспомнил, что оставил пачку в прихожей. Я не знал что ответить. Матушка говорила так, словно я уже дал согласие погрузиться в историю с головой. Этим она меня всегда и обезоруживала: она могла точно предсказать мой следующий ход. Физичка, одним словом.
– Чего вы ждете от меня?
– Ты ее просто послушай. Мы можем завтра приехать к ней в гости, и ты все увидишь сам.
– Что я должен увидеть?
Матушка вздохнула.
– Это трудно описать. Это нужно увидеть своими глазами и послушать рассказ из ее уст.
– Интригуешь?
– Не без этого. Просто я хочу ей помочь. Ты же знаешь, сынок, я никогда не тревожила тебя без крайней необходимости, но тут… даже я, физик и скептик, была, мягко говоря, в шоке.
Я хмыкнул. Если что-то так раззадорило мою прагматичную матушку, стало быть, дело заслуживает внимания.
Стоя на балконе, глядя вниз на пешеходов и проезжающие по переулку автомобили, я снова вспомнил Шерлока Холмса, скучавшего без интересного занятия. Вот к сыщику без предварительной записи вошел посетитель, и скуке конец.
Я вернулся в комнату. Дочь оставила картофельное пюре на тарелке, уничтожив все мясо, и теперь валялась на диване, глядя в телевизор.
– Чаю? – предложила ей мама.
– С лимоном, но без лимона, пожалуйста.
Изгой
25 ноября
Он не может отделаться от одной очень прилипчивой мысли: «Ястреб – мерзавец!». С той самой минуты, как хмель под натиском холода и физической нагрузки стал отступать (впрочем, до полного вытрезвления еще часов десять глубокого сна), к нему вернулась способность испытывать душевную боль. Вот, кстати, чем хорош алкоголь, которому он страстно отдавался последние полгода: он притупляет сенсоры, лишает тебя необходимости снова и снова бежать по привычному кругу и позволяет быть беспечным. Но едва возвращается ясность мысли, ты снова падаешь в пропасть отчаяния.
Ястреб – подонок!
Ястреб – тварь!
Ястреб… самодовольная сволочь, для которой чужие чувства и эмоции – пустой звук! Примитивный и прямой, как палка, спрятавший духовную и личностную ущербность за внешним обаянием. Ох, как он нравится женщинам, как он умеет их обольстить и окрутить, опутать кружевами слов! Говорит-то он красиво, и слушать его всегда интересно, и еще эти его ухмылочки, подпрыгивающая левая бровь и озорные глаза… но когда заканчиваются слова, улетучивается и обаяние. И горе той простушке, что