Художник с того света. Андрей Романов
Модильяни, день прекрасен, он не ночь, не опасен.
– Народная мудрость? – с трудом встав с постели, я протирал глаза.
– Нет, не народная, моя. А что это у нас тут на столе? Ох, Максим, вижу, побарствовали вы вчера хорошо. Отменной водочки изволили откушать да вина благородного.
– Я это… Спрашивал, не слишком ли вино дорогое, но мне ответили, что нет.
В этот момент я походил на Витю, которого вчера смутил своим вопросом.
– Да ладно, расслабься, Модильяни. С Витей это старый прикол. Алкоголем у нас ведают сомелье и повара. У Вити тоже есть доступ в подвал, там хранится много вина, от дешевого до дорогого, в сравнении с которым твой «Лафит» ничего не стоит. Так вот, иногда мы посылаем Витю принести бутылочку-другую, но вся суть в том, что он совершенно не разбирается в алкоголе: что первое придет в голову, то и возьмет. Лотерея такая. Тебе повезло, хороший выбор, одобряю. – Я облегченно вздохнул и за себя, и за Витю. – Ладно, иди умывайся, я привез тебе комфорт.
Под окном стояла грузовая «Газель».
Грузчики неспешно заносили мебель, Виктор им помогал, а мы с Рафаэлем, глядя как другие работают, словно два англичанина в колониальный период, распивали виски, которому полсотни лет.
– Ну, Маковский, чего молчишь? Как виски?
– Потрясающе! Такого я еще не пробовал. Его совершенно не хочется обсуждать, можно только смаковать. Даже боюсь спросить, сколько он стоит.
– И не надо. Говоря о цене чего-то совершенного, ты обесцениваешь его, а им нужно просто наслаждаться. Признаюсь, давно не пробовал чего-то подобного. Какой богатый вкус! Это и есть настоящее искусство. Словно ты один сидишь в старом Сан-Карло и, не замечая переполненного зала, слушаешь последнее выступление великого тенора.
– Согласен. Положи кто кусочек льда в мой стакан, попал бы под серьёзную раздачу.
– О, это тяжкое преступление в отношении хорошего виски.
Приятный хмель ударил в голову, звуки суеты, голоса рабочих стали тише, а я подумал: «Вот она, жизнь высшего общества, жизнь, о которой я мечтал». Я бывал раньше в дорогих ресторанах, но такого потрясающего виски не пробовал, а сравнение с последним выступлением великого оперного певца было точным попаданием. Держа в руке массивный олд-фешен, с богатым вкусом внутри, я действительно словно очутился в Неаполе на концерте. Не зная оперы, композиторов и этого театра, я все же имел счастье побывать там, благодаря прекрасному виски и хмельному воображению.
– Только представь, – продолжил Рафаэль, – этих бутылок в мире осталось около десяти. Пусть будет точно – десять. И сегодня мы выпили то, чего в мире теперь только девять, то, чего уже больше не возродить, не реставрировать. Стоимость остальных девяти бутылок сейчас, в эту минуту, стала выше. Два человека насладились произведением искусства и тут же уничтожили его. Это и есть эгоизм мирового масштаба.
Размышления Рафаэля натолкнули меня на мысль не допивать то, что осталось на дне бутылки, а оставить как экспонат и каждый день любоваться им, вспоминая, что я имел честь пробовать этот божественный