Прядущая. И приведут дороги. Наталья Способина
в том, что бежать ему было некуда.
– Дело твой хванец говорит, – подал голос князь и тут же небрежно махнул кому-то рукой: – Начинайте!
Вышла небольшая заминка: вероятно, предполагалось, что казнь будет осуществляться человеком Радима, потому что это все происходило в Свири. Однако желающих ожидаемо не нашлось. Князь устало вздохнул и позвал, даже не оборачиваясь:
– Борислав! Только не быстро. Нам еще ответ нужен.
Борислав отделился от толпы воинов и двинулся к Альгидрасу. Я ожидала, что Радим не позволит ему подойти, однако воевода Свири отошел в сторону, даже не взглянув на бывшего побратима. Не взглянул он и на князя. Растворился среди воинов, расступившихся при его приближении. Что же такого сказал Альгидрас, что Радим вот так отступился и позволил?.. Кто же теперь остановит казнь, если Альгидрас признается? Впрочем, что-то мне подсказывало, что не признается. Хотя что ему стоило сказать, что скинул тело в Стремну?! Тут такое течение, что его, поди, уже в море унесло за эти двое суток. Даже если не убивал, можно же признать! Ведь князю плевать на правду, и всем остальным плевать. Князю нужно унизить Радима и Свирь. А еще я подумала, что Добронега могла бы вмешаться. Вдруг князь бы ее послушал? Или же Злата?! Ну не может же он быть абсолютно непробиваемым? Он все же человек. И он может позволить себе отменить свое слово, и никто ничего не подумает, потому что думать против князя себе дороже.
Все это вертелось в моей голове, пока Борислав весьма бесцеремонно развернул Альгидраса и подвел к столбу. На миг мне удалось разглядеть напряженный профиль хванца. Он смотрел перед собой и кусал нижнюю губу. Ну же, найди выход! Сотвори это чертово чудо! Раз никто другой не сбирается это делать. Я посмотрела на группу воинов, среди которых затерялся Радим, и с облегчением увидела, что он все еще там, просто стоит не в первом ряду. Он о чем-то переговаривался с Улебом, который в ответ на слова воеводы качал головой и явно возражал. Кто-то из воинов помоложе положил Радиму ладонь на плечо и сжал. Радим сбрасывать руку не стал, позволил ей задержаться на своем плече.
Глубоко вздохнув, я перевела взгляд на позорный столб. Альгидрас уже был без рубахи, и Борислав скручивал его запястья грубой веревкой. Мое сердце сжималось от того, что веревка перетягивала незажившую рану на его руке, и при этом я понимала: эта боль – ничто по сравнению с тем, что ему предстояло.
Борислав вздернул руки Альгидраса, закрепив веревку на вбитом крюке. Тело хванца вытянулось в струнку, почти повиснув на связанных запястьях. Я смотрела на болезненно выпрямленную спину и напоминала себе о том, что нужно дышать. Вдох-выдох. Я ничем не помогу ему, если рухну в обморок. Впрочем, я в любом случае ему ничем не помогу. А ведь говорят, что в книгах герой, попавший в незнакомый мир, делает это с какой-то целью, кого-то спасает, меняет чью-то судьбу. Вот она я. Какой от меня толк, если я не могу помочь даже дорогому человеку?