Башня. Новый ковчег 1. Евгения Букреева
вечера с очередным хахалем, через коридор хныкал чей-то ребенок – и вся эта какофония была настолько привычной, что иное казалось чуждым и инородным.
И именно в такие дни мать брала маленького Сашу за руку и увозила наверх.
– Давай, херачь отсюда! – орал им вслед отец. – Дура! К солнышку она хочет, сука…
Сашке тогда было лет пять. Именно с этого возраста у него начали появляться какие-то обрывочные воспоминания. Уже прошло почти два года после принятия Закона, и жизнь начала мало-помалу налаживаться. Это выражение «жизнь налаживается» маленький Саша слышал из разговоров взрослых. Так говорила соседка Алька. Это промелькивало в пространных речах алкоголика Димки. Да и сама мать нет-нет, да и вздыхала: «Ну вроде всё и налаживается потихоньку». И только отец, слыша такие речи, злился ещё больше. Наливался яростью и хрипло кричал:
– Раскудахтались, курицы. Хорошо им стало. Ага, как же. Хорошо да просторно. Ещё бы – столько народу в расход пущено. А вы давайте, молитесь на наше правительство, в жопу его целуйте. Особенно Савельева. Знаешь, кто такой Савельев? – отец устремлял на Сашку чуть прикрытые припухшими веками, налитые кровью глаза.
– Нет, – Сашка мотал головой и весь сжимался. Он боялся отца, и когда тот обращался к нему, Сашка ёжился и втягивал голову в плечи.
– Я бы этого Савельева собственноручно, вот этими самыми руками, – отец растопыривал перед Сашкой огромные красные ладони с въевшейся под кожу чёрной грязью. – Вот этими самыми руками вздёрнул.
Сашка тогда не знал, кто такой Савельев, и единственное, что его волновало в такие минуты, чтобы отец не вздёрнул его, Сашку. Но мать всегда приходила на помощь.
– Не слушай его, Сашенька, – тихо говорила она, когда они шли по длинному коридору к лифтам. – Не слушай. Это он от злости. А ты за ним не повторяй. И не говори никому.
Сашка кивал, во всём соглашаясь с матерью…
Лифты запускали по субботам и воскресеньям и только грузовые. Они отвозили всех желающих наверх – в общественные сады и парки. Нужно было лишь выправить разрешение.
Сашка помнил, как они с матерью выстаивали огроменные очереди к лифту, как мать совала охраннику на КПП свой пропуск, а тот отмечал время отправления.
– Три часа, – равнодушно говорил охранник, отдавая им документы.
Мать никогда не пыталась внушить Сашке, что жить наверху – это то, к чему надо стремиться. Она вообще была немногословной, робкой и замотанной женщиной. Но её материнский инстинкт, помноженный на опыт человека, пережившего трудные годы, подсказывал ей, как надо действовать, и что нужно делать, чтобы сын понял, какую дорогу стоит выбрать.
И Сашка всё понял правильно.
От воспоминаний и от мысли о том, что ему опять придётся отправиться вниз, его передёрнуло. Злые слёзы подступили к глазам. Сашка наклонился и изо всех заморгал – не хватало ещё, чтобы кто-нибудь увидел, как он плачет.
Глава