Русский параноидальный роман. Федор Сологуб, Андрей Белый, Владимир Набоков. Ольга Сконечная
вообще типично для паранойи, так же как сгущение для истерии. Точнее говоря, при паранойе происходит распределение всего того, что подверглось сгущению и отождествлению под воздействием бессознательной фантазии»[27].
Какой смысл обретает параноидальное мышление в символистских текстах, почему оно возникает и как воплощается; что такое параноидальная поэтика – этими, более или менее рискованными вопросами мы хотим заняться в дальнейшем. Однако, чтобы приступить, нужен клинический образец, задающий основу или «рабочую» модель. И здесь – никуда не уйти от классического случая и его, также сделавшихся классическими, описаний.
Глава 1
Вокруг Шребера
История Шребера – хрестоматийный эпизод душевной жизни человечества. Едва ли он может быть обойден в контексте нашей темы, хотя книга в ту пору вряд ли была широко известна русской публике, как и анализ Фрейда, ей посвященный. И все-таки «Мемуары нервнобольного», изданные в 1903 году Освальдом Мутце, «известным, в первую очередь, публикациями оккультной и теологической литературы, точнее – литературы так называемого “научного спиритизма”»[28], особенно ценны для нас в силу эпохи и, конечно, авторской записи, уникально сочетающей патологию и стиль, фигуру бреда и повествовательный прием. Виктор Мазин в книге, посвященной шреберовской паранойе в восприятии Фрейда и Лакана, подчеркивает привязанность текста ко времени и симптоматичность для последующей за ним мировой истории: «Шребер безо всякого смущения выговаривает не только свои секреты, о чем пишет Фрейд, но еще и тайны истории современности. Шребер описывает кризис наук и Просвещения, крушение отношений между людьми и Богом, распад пола и рода, развал Мирового порядка, разложение Закона[29].
Мир Шребера, этот богатый психологическим, лингвистическим, геополитическим, историческим содержанием бред, многажды демонстрировался читателю. Тем не менее прибегнем к еще одному, краткому и схематичному изложению, нужному нам в виду следующих размышлений[30]. Не забудем при этом и о «научном мистике» Стриндберге, который тут не раз отзовется.
Как известно, Д. П. Шребер был добропорядочным немцем, сделавшим успешную юридическую карьеру и исповедующим просвещенный скептицизм. «Дитя просвещения, один из последних его плодов», по выражению Лакана, чуждый религии по семейной традиции. Его болезнь, начавшаяся как бессонница и депрессия, впоследствии прогрессирует в тяжелый бред преследования, действующими лицами которого становятся судья Шребер, его лечащий врач, специалист по нервным болезням, Флехсиг (заметим, что врач-невролог в качестве преследователя действует и у Стриндберга) и сам Господь Бог. Председатель сената Верховного суда Саксонии оказывается вовлечен в сложную интригу, строящуюся на его двусмысленных отношениях с доктором и Создателем. Первый
27
28
29
30
Впервые соотнес идеи Шребера с духовными исканиями русского символизма Магнус Юнггрен в книге Andrej Bely’s «Peterburg». The Dream of Rebirth (Stocholm, 1982). См. также работу: