Цирк в пространстве культуры. Ольга Буренина-Петрова
с цирковыми артистами, поскольку, руководствуясь исключительно принципами стратегического расчета, оно в результате этого становится беспомощным перед номадической, эксцентрической непредсказуемостью циркачей[44].
Изображение противостояния номоса и полиса достигает апогея в киноленте Алекса де ла Иглесиа «Печальная баллада для трубы», действие которой разворачивается в эпоху гражданской войны в Испании. Рыжий клоун, насильно взятый в самом разгаре циркового представления в ряды народного ополчения, во время боя обретает сверхсилу и в одиночку вступает в сражение против солдат Национальной гвардии. В сцене расстрела ополченцев один из циркачей восклицает «Да здравствует цирк!», тем самым противопоставляя его государственной институции, в войну против которой он был стихийно втянут. В 1970-е годы, в эпоху правления Франко, сын Рыжего клоуна, Хавьер, становится Белым клоуном в бродячем цирке. Влюбившись в акробатку, он развязывает против своего соперника войну, которая со временем обретает гигантские формы. При этом ни он, ни его противник во время этой кровавой войны не снимают с себя шутовских костюмов; маски же заменяют их собственные изуродованные лица[45].
Кадр из фильма Алекса де ла Иглесиа «Печальная баллада для трубы», 2010 г.
Интересно, что именно как набег кочевников на город описал Петр Шаликов в своих «Путешествиях» появление цирковых артистов на ярмарке Ровно:
Гуляя по рядам, увидите вдруг чрезвычайное волнение в народе, услышите топот лошадей, пронзительный бой барабанов, и явится глазам вашим взвод амазонок, как можно разрумяненных, как можно распещренных; вместо стрел и копий летят из рук их во все стороны афиши, которые говорят: в семь часов вечера будут пантомимы, игры гимнастические и балансеры[46].
В одном из рассказов Тэффи выступление заезжего факира «с прокалыванием языка» и «выворачиванием глаз из орбит» обратило в бегство всех зрителей маленького губернского театра[47], а лилипуты из бродячего цирка Саши Черного (стихотворение «Цирк») издают «адский крик» и характеризуются как «семейство мальчиков вынь-глаз». В уже упоминавшемся фильме Федерико Феллини «Клоуны» появление циркачей в городе Римини пугает маленького мальчика: гомон, который исходит от клоунов, напоминает шум, производимый при набеге номадов на оседлые поселения. Интересно, что в фильме «Номады» Джона Мактирнана эксцентричность кочевников, предстающих в образе свирепых хиппи-панков, обладает сходством с эксцентричностью клоунов Феллини[48]. Герои фильма так же в ужасе бегут от натиска явившихся из прошлого номадов, как сбегает с представления клоунов плачущий ребенок. Эксцентричность в чистом виде обретает в обеих кинолентах монструозные формы. Монструозным предстает бродячий «цирк уродов» и в фильме режиссера Пола Вайца «Безумный цирк –
В романе Михаила Шишкина «Взятие Измаила» мальчик Костя дрессирует белых мышей, чтобы создать аттракцион, в котором зверьки будут участвовать в штурме крепости Измаил. См.:
В уже упомянутом фильме Баталова «Три толстяка» попавшего в правительственный дворец на торжество продавца воздушных шаров сажают в праздничный торт, гримируя сливками и карамелью под белого клоуна. Лицо продавца, ничем не примечательное прежде, превращается в устрашающую маску.
Параллель между хиппи и клоунами провел Вячеслав Полунин, заметив, что в 1950-е годы в поисках «живого искусства» «клоуны, объединившись в хиппи, уходили на улицу, потому что самое простое и быстрое понимание того, что хотят люди, возникает при прямом контакте». Цит. по: