Третье небо. Андрей Валерьевич Васютин
е знал, не показали их ему во сне, не дали услышать, поэтому приходилось намурлыкивать мелодию эту по кругу, раз за разом, вытащил из-под робы банку энергетика, две шоколадки и запаянную в пластик булочку с корицей. Не оборачиваясь, не дёргаясь, не суетясь – камера! – поправил на полке коробку и незаметным движением сунул добычу туда, к стене.
Отлично. Полежит до вечера. До конца смены. Подождёт его.
Перехитрить можно любой порядок. Это несложно: нужны лишь решимость, вера в себя и немного удачи.
Он споро зашагал в подсобку: Лида, замдиректора, могла уже потерять его. Он и так у неё на карандаше. Особенно после того как опрометчиво занял пять тысяч.
Это она зря, конечно. Зря дала тогда ему деньги. Дура плосколицая.
С другой стороны, ну и ладно. Пересеклись – разбежались. Всё равно работа эта для него – временная. Так, эпизод. Одна из ступеней на длинной лестнице. Не более того.
Рядом с рефрижератором его окликнул Серёга, охранник.
– Эти всё ещё стоят, – сказал он, крутя пальцами гладкий флакон вейпа. – Тебя ждут. Ты от них бегаешь, что ли?
– Не, – сказал Демьян. – С чего ты взял.
Он поморщился, выдохнул, понимая, что не отвертеться, что предстоит ему сейчас разбираться с ботанами. Объяснять. Тратить на них время. А ведь ещё Лида. «Пошлю их, и всё», – подумал он.
–Иди решай, – сказал Серёга. – Шустро только. Разгрузка сейчас будет.
Демьян набросил куртку и выбрался в открытый космос: в февральское московское утро, заметаемое колючей пургой, ацетиленово-тусклое и режущее глаз, сумрачное, скользкое, безысходное.
Невесть откуда принесло хрупкий жёлтый лист; тот ударил Демьяну в ухо, прошуршал по щеке, извернулся и нырнул прямо в ладонь. Демьян поднял руку. В движение раскрошил его. Сдул.
Мелодия не уходила.
Гипнотическая, меланхоличная, гулко вибрирующая меж ушей, не прерывающаяся, назойливая, щекочущая; не избавиться, не выключить. Нет от неё спасения. Бесит.
Просто бесит.
Стоит обратить на неё внимание – и всё. Прилипла.
А ведь смена только началась.
Ботаны, как оказалось, провели перегруппировку. Вместо двух задротов остался только один, в лёгком пальто, вручную изрисованном какими-то рунами, и тощая его фигура забросана была клочкастым снегом, рядом же, развернувшись к миру спиной, утянутой в ярко-красную куртку, невозмутимо журчал в снег приземистый качок, а второй амбал, разминая быкастую свою шею, перетаптывался, глядя в Демьяна мутным взглядом.
Масса у них была, да. Тут не поспоришь. А вот с реакцией, скорее всего, не всё в порядке.
– Я ведь просил, – сказал Демьян с рампы. – На работу не надо ходить. Всё и так сделаю. Как обещал. Всё будет. Верну.
– Слышь, братуля, – развернулся к нему качок, не торопясь заправился, застегнул молнию и показал кургузой клешнёй на жёлтый, пробитый струёй, снег рядом с собой. – Скакни сюда.
– Времени нет, – сказал Демьян. – Мне разгружать сейчас.
Качок, гротескно переваливаясь, как пингвин, забрался по ступеням наверх.
– Боксёр, что ли? – спросил он, оглядывая с прищуром Демьяна.
Демьян попробовал сделать шаг назад, чтобы разорвать дистанцию, но твёрдые пальцы ударили в грудь, прихватили ворот куртки, подтянули.
– Тебе мама говорила, что долги нужно вовремя отдавать?
Демьян резко ударил по руке снизу, освободился и отступил внутрь, в сумрак стеллажей. Внутри, у горла, горячим облаком взбухло знакомое бешеное веселье.
– Я, – сказал он и встряхнул голову, чтобы сбросить, обнулить накативший настрой броситься вперёд и бить, бить не разбирая: в лица, в плечи, в воздух, во что придётся. – Ты это…
– Ну? – спросил качок.
Демьян длинно выдохнул, а потом достал свежеприобретённый свой айфон, небрежно – словно давно привык уже к таким дорогим аппаратам – разблокировал, зашёл в букмекерское приложение, и развернул экран.
– Кэф видишь? Видишь? – Он ткнул пальцем. – Сегодня бой. Ночью. Я на андердога поставил. Выплаты один к трём. Практически. Послезавтра всё отдам.
– А если сольёт?
– Больше риск – больше выигрыш.
– Надо же, – задумчиво ответил качок, а потом резко махнул своей копорулькой и выхватил айфон.
Не давая возможности отреагировать, он сильно пихнул Демьяна в грудь; стеллажи за спиной качнулись, звякнуло стекло.
– Завтра, – сказал качок. – Последний срок. Телефончик пока себе возьму. Понял меня? А?
– Да ты… – сказал, отлипая от стеллажа, Демьян.
– Если денег завтра не будет, – ткнул ему в лицо айфоном качок, – пойдёшь на опыты. И квартиру твою заберём. Так что молись. Чтобы лузер твой выиграл. Понял, братуля?
Он ступил назад, в затхлый свет улицы, и грохнул дверью.
С Демьяном остались только тьма, отчаяние, ярость и томная эта музыка, так не к добру