Созвездия твоих глаз. Екатерина Маркмирова
любила и одновременно ненавидела его. В моём детском сердце жалобно пела Пинк свою «Family Portrait».
Зато у меня появилась мечта. В будущем я хотела открыть свою школу танцев для всех: полных, худых, низких и высоких. Я и сейчас считаю неправильным разделение между людьми, любящих танцевать, не должно быть преград из-за придуманных стандартов. Свою студию я хотела открыть именно в Нью-Йорке. Нью-Йорк – это вторая моя любовь. Я не отлипала от экрана, когда показывали кино, где местом действия был Манхэттен. Боги, этот город имел свою собственную магию, заряжал энергетикой и восхищал контрастами. Бруклинский мост, Статуя Свободы, Таймс-сквер, Бродвей, все здания и достопримечательности… Я будто чувствовала запах того потрясающего мира наяву. Пожалуй, переезд в Нью-Йорк всегда был для меня на первом месте.
Мама мечтала вместе со мной. Мы открывали интернет и выбирали здание, где именно на Манхэттене будет располагаться моя студия, представляли, какой ремонт сделаем там, каким цветом выкрасим стены и иногда подумывала над тем, чтобы прямо в тот момент бросить всё и переехать, но порыв всегда останавливала финансовая часть. Это огромный риск для одинокой женщины с ребёнком. Жизнь в Нью-Йорке очень дорогая. Поэтому мы ждали, когда я стану взрослее. Казалось, что ничего не могло омрачить нашу жизнь, до тех пор, пока отец впервые за шесть лет после развода не дал о себе знать, собираясь приехать. Несколько дней мама сильно нервничала, и её глаза были красными от слёз. Она много раз повторяла:
– Не отдам тебя, ни за что не отдам! Эмбер, детка, нам ведь хорошо вместе? Все наши мечты осуществятся без него! А от него нам ничего не нужно, верно?
– Да, мамочка, он мне не отец! Он бросил нас, ненавижу его! – Мои слова успокоили её. Всегда успокаивали.
Мне до сих пор непонятно, как Стивен Харт мог променять мою маму на другую? Она ведь была такой красивой, самой красивой на свете! Её мягкие белокурые волосы пахли полевыми травами, а яркие зелёные глаза лучились теплом и любовью. У мамы даже имя было прекрасным – Микаэла.
В то утро на улице стояла промозглая погода, дождевые капли барабанили по окнам, а гром пугал своей невероятной мощью. Настойчивый звонок в дверь заставил вылезти из-под тёплого одеяла. Я решила, что мама ещё спит, поэтому открыла дверь сама. На пороге стоял он – высокий, статный, в деловом тёмно-синем костюме. Обувь отца была начищена до блеска, а волосы аккуратно зачёсаны назад, как у актёра голливудского кино на красной ковровой дорожке, несмотря на погоду.
– Здравствуй, дочка, – с широкой улыбкой проговорил Стивен Харт, оголив белоснежные зубы. – Где Микаэлла? – спросил он, без приглашения заходя внутрь.
– Наверное, спит. Сейчас разбужу, – наигранно сухо ответила я, будто это не мой папа, а сотрудник коммунальной службы, но сердце выпрыгивало из груди от волнения.
Торопясь в мамину комнату, я пару раз оборачивалась назад, словно не веря, что отец и впрямь стоит там, на пороге нашего дома, но другой – чужой и холодный.
– Мам, там ОН приехал, мам, – я забежала в её спальню и потеребила