Подлог шаблона или как подчинить врага. Ле Олей
смешно.
И я достала свой козырь из рюкзака – меняющую на себе иллюминационные картинки маску. Она неплохо создаст мост первичного внимания к моей персоне, ну и с ношением ее в виде специфичного украшения на шее создаст верный контекст соответствия моему природному сиянию. Ее мне подарил на день рождения мой близкий друг.
Теперь я готова к открытой экспрессии завоевания.
Я проснулась на следующий день – тело было ватное, фокусировка зрения до сих пор хромала.
На моей голове – мокрая тряпочка, а я один сплошной отек. На спинке стула – заляпанный пиджак.
Да: это мое первое полнокровное похмелье. С почином.
Я никогда не была заядлой пьяницей, и всегда слишком хорошо переваривала алкоголь и вместе с этим требующие продолжения социальные контексты. Я дорожила удобством своей идеальности и свободой оставаться посередине намерений – у меня максимум был поцелуй по пьяне, который я в публичных бравадах подменяю словом секс. Ведь важнее задор и заряд, чем лишние деяния с нежелательными отпечатками.
Так что такой отключки со мной никогда не происходило.
Стало страшно.
Я помнила все краски ярчайшего вечера почти целиком. Открываю галерею телефона для поддержки моих гипотез хронологии.
Вот я надеваю маску, вот со мной все фотографируются, вот я беру первый бокал, вот я устраиваю зажигательный стендап перед ближайшими коллегами. Тут было еще сколько-то бокалов: я в очереди к тарологу и знакомлюсь с новой группой людей. Кто-то из них начальник. Вот я спрашиваю их про смыслы жизней в мирах. Бокалы сами обступают меня кругом.
Я не помню выложенных мне карт – помню башню и «…суждено переродить».
Кого или что?
Танцпол и танец. Я искрометно говорю на сцене. Это стендап – экспромт.
Аплодисменты. Или я выдумываю? Вот душевный разговор о женской власти с каким-то мужчиной.
Опять зал – я активно доказываю что-то о сути явлений. Кому?
А потом…что было потом?
Было нетрудно догадаться, что потом меня довезли до дома – эту версию закрепляла записка, лежащая рядом:
«Ни о чем не волнуйся: мы довезли тебя до дома. Отпиши, как проснешься. Отдыхай! Валентина.»
Что-то резко упало в низы все это время сдерживаемого стыда. С одной стороны, я собой абсолютно горда – лучше быть в кринже и свободе, чем в скованной потере жизненных моментов. Я же была собой – значит, задача выполнена.
Но блевотина на пиджаке и приводящая меня домой начальница кажутся перевыполнением задачи.
Я лежу на диване, ловя вертолеты вестибулярного аппарата, и чувствую, как гордость усилий первой части вечера неумолимо перекрывает туча гадкого стыда.
Я бы рада переосмыслить всю сцену самоуспокоением, но на мой телефон приходит сообщение от Светы:
«Привет! Ну ты даешь, конечно: не блистает на работе, но блистает на курорте» – Света записала аудиосообщение, начиная его с