Молчание. Алла Добрая
имели место?
– Да что вы! – махнула она рукой. – Ничего такого и близко. Все прилично. У Эмы я работаю больше трех лет. Как только она дом этот купила у Эдуарда Валентиновича, так и меня наняла по его рекомендации.
В часовом домике резко открылась дверца, и из него бодро высунула голову металлическая кукушка. Вскрикнув первое «ку-ку», она замерла, и механизм начал выдавать звуки скрежета. Лидия Ивановна взглянула на часы и покачала головой.
– Снова заедает. Видно отжила свое. Этим часам девяносто девять лет в этом году. От прапрабабушки достались. Люди столько не живут, а часики вон как – почти век протикали. Заедают иногда, но это поправимо. Игнат сделает. Сосед мой, – пояснила она. – Руки у него золотые.
– Это да, – кивнул Миронов, – Поляков, всем известно, рукастый мужик.
Лидия Ивановна вдруг поднялась с дивана и, прижав руки к груди, торжественно произнесла:
– Вы только на Эму чего плохого не дай Бог не подумайте! Я за нее ручаюсь! Она очень душевный человек, несмотря, что бывает колкая. Иногда, колюча с чужими, но со своими всегда очень добрая. И не думайте, она не белоручка какая. Она в жизни своей поработала. Знаком ей тяжелый труд. Она ведь мне категорически запретила заниматься тяжелой уборкой. Семьсот квадратов при Эдуарде Валентиновиче, скажу честно, я убирала сама, пока за домом следила. А Эма сказала – только готовить и общий контроль. А уборкой должны заниматься специально обученные люди.
Лидия Ивановна очень волновалась, сбивалась, сжимая пальцы до белых костяшек.
– Вы присядьте, пожалуйста, – сказал Иван. – И успокойтесь. Ей адвокаты пока не нужны.
Женщина снова опустилась на диван, переводя взгляд то на Разумова, то на Миронова.
«Надо же, как защищают эту Эму Майн. И домработница, и друг. Даже словами похожими оперируют», – думал Разумов.
– Я извиняюсь, если что не так сказала, – произнесла Лидия Ивановна. – Я просто…, я переживаю за нее очень.
Женщина достала из рукава вязаной кофты белый носовой платок и промокнула уголки глаз.
– Понимаете, я же только-только радоваться за нее начала. Наконец-то, ожила. А до этого бывали времена, по несколько недель не выходила из дома. Не везет ей в личном. До Олега у нее отношения были с Эдуардом Валентиновичем, царствие ему небесное. – Лидия Ивановна перекрестилась. – А теперь что же получается – снова одна. Или найдется Олег, как вы думаете?
– Вы присутствовали при его смерти? – спросил Иван, игнорируя вопрос.
– Эдуарда Валентиновича? Да, я в это время в доме была, – кивнула Лидия Ивановна. – Он прямо в саду и помер. Как сейчас помню, они пообедали, потом пошли на пляж, вернулись, в саду на качели присели, и вдруг слышу, Эма кричит «Скорую!».
Лидия Ивановна снова перекрестилась.
– Болен был, – перешла она на шепот, – четвертая стадия.
– Лидия Ивановна, как вы считаете, что могло послужить причиной не вполне адекватному состоянию Макеева накануне исчезновения? – спросил Иван.
– Это в смысле, что выпил? – уточнила Лидия Ивановна.
– Да.
– Не