Что играет мной? Беседы о страстях и борьбе с ними в современном мире. Галина Калинина
есть преступление закона, который остается неизменным, поэтому, совершая что-либо противное заповеди-закону, мы нарушаем его сами в себе, но не изменяем закона. Так, например, сегодня многие государства разрешили однополые браки, а некоторые протестантские церкви позволили женщинам быть епископами, но эти реформы не изменили закона, всегда единого, и поэтому являются преступлениями, а те, кто им следует, – грешниками или преступниками.
Откуда грех? Из свободного желания твари предпочесть закону свое хотение. Это, конечно, весьма приблизительное объяснение, потому что никто из нас не знает, как совершенная тварь могла захотеть стать на место Творца.
Греховное расположение, иначе греховная склонность, страсть, есть постоянное желание грешить определенным образом или любовь к греховным делам и предметам. Откуда берутся страсти? Ни один человек не рождается с какой-либо «готовой» страстью. Каждый из нас приходит только с корнем всех страстей – с гордостью. Главные проявления в нас гордости есть самолюбие, лихоимство (желание иметь то, что нам не принадлежит) и сластолюбие (любовь к удовольствиям). Они уже порождают все остальные страсти, которые состоят между собой в тесной связи. В составе страсти следует различать сердечное расположение и привычные действия, удовлетворяющие страсть. Страсть есть усвоенный греховный навык, отделяющий нас от Бога и убивающий в нас стремление к жизни в Боге. Страсти не образуются сами собой, но развиваются при нашем содействии. Позывы на тот или иной грех происходят из растления нашей природы после грехопадения, но удовлетворение греха, тем более неоднократное, до привычки, состоит в нашей воле. Например, страсть гордости образуется от того, что мы постоянно считаем себя более значимыми, чем остальные, а страсть гнева – от того, что мы постоянно позволяем себе ругаться и раздражаться.
Подробнее же о страстях мы будем говорить ниже, во второй части нашей книги.
Грех как состояние или греховное настроение души определяется тем, что в человеке отсутствует жажда Божественного: такой человек не только не ощущает никакой потребности в Боге, но часто и отвращается и бежит всего, что напоминает о Боге. У него нет силы: «хотел бы, говорит он, но не могу пересилить себя». Нет и богообщения: он отвратил очи свои от Бога и не только не взирает на Него, но и не хочет взирать и даже боится. Внутреннее чувство и совесть уверяют его, что он отпал от Бога; вместо желания ходить в воле Божией у него есть своеволие, или он избрал началом для своей деятельности свою волю, делает что хочет. Вместо ожидания небесной помощи у него самонадеянность, или вообще земные средства (деньги, сила, связи и т. п.); нужды в защите веры и Церкви Христовой у него нет. Христос и Святая Церковь становятся для него чем-то сторонним, не совсем нужным, если не вовсе излишним.
Разве не нарисовали мы психологический портрет сегодняшнего человека? Главное же в этом «герое нашего времени» то, что он стремится жить по своей воле с отвращением от Бога или невниманием к Нему и Его закону. И чем больше в этом отвращении