Нерон. Родовое проклятие. Маргарет Джордж
очень постараться, чтобы стать неуязвимым.
– Уверен, они будут хорошо о нем заботиться, – сказал я и поскорее сменил тему: – Как думаешь, двоюродный дед позволит мне посмотреть гонки со своего балкона?
– Если позволит, держись подальше от перил, – пробормотала мать. – Особенно в присутствии Мессалины.
Миновал знойный месяц, названный в честь Августа, потом – и его день рождения, который приходил с прохладой, и это традиционно приписывали его благосклонности. Задувающий в наши комнаты легкий бриз нес уже не увядание, а свежесть, и мы наконец могли спокойно спать, а не ворочаться на влажных простынях, как последние несколько недель.
Лежа в постели, я смотрел на серп луны в небе, который словно зацепился за остроконечную верхушку кипариса возле нашего дома. Мягкий ветер будто ласкал меня, проплывая над кроватью. В тот день у меня был интересный урок – Аникет рассказывал о Египте, о пирамидах, о том, что никто не знает, откуда берет начало Нил. О крокодилах… Крокодилы водятся в тростниковых зарослях на берегах Нила… Я хотел увидеть хоть одного… Интересно, в Рим когда-нибудь привозили крокодилов?
Я ехал верхом на крокодиле – бугорчатом и склизком, поэтому на нем было очень тяжело удержаться. Крокодил скользил в зарослях высокого тростника. Он повернул голову, чтобы со мной заговорить, и я увидел его зубы. Но я не понимал языка.
Не понимал языка…
Или шепота.
Я резко проснулся. Ветер стих, луна исчезла. В моей комнате было абсолютно тихо и темно, если не считать света одной-единственной масляной лампы в углу.
А потом я заметил движение. К моей кровати приближались два темных силуэта. Я напрягся, но не пошевелился и затаил дыхание.
Ближе. Ближе.
Один склонился надо мной и протянул ко мне руки. Из-под подушки послышался громкий шорох, а потом появилась извивающаяся чешуйчатая тварь – словно крокодил из зарослей выполз. Я не мог понять, сон это или не сон?
Шипение, скольжение – хвост ударил мне в лицо. Я скатился с кровати и увидел мужчин, которые, размахивая руками, выбегали из комнаты. Они уронили подставку для ламп. Мать, услышав шум, ворвалась ко мне.
– Стража! Стража! Перекройте все выходы, не дайте никому уйти! – Она повернулась ко мне. – Луций, что случилось? Свет!
Рабы принесли лампы и встали с ними возле кровати. Мать взяла в руку что-то длинное, извивающееся и молочно-белое:
– Смотрите! Змея! Она спугнула наемников. – Мать погладила змею. – Я прикажу сделать из ее кожи браслет-оберег, носи его и никогда не снимай, Луций, ибо, несомненно, боги послали ее, чтобы защитить тебя от злоумышленников.
– Но зачем они приходили? – все никак не мог понять я.
– Убедиться в том, что ты никогда не станешь Спес Августа, ведь у тебя больше на это прав, чем у кого-либо другого. И так будет, пока ты жив. – Ее лицо стало неподвижным, словно кремень. – Итак, схватка началась. Но, госпожа Мессалина, еще никто не одерживал верх над Агриппиной. Не одерживал и не одержит.
Мать пугала меня больше, чем наемники. Я уже тогда понимал,