Высоцкий. На краю. Юрий Сушко
Каретном, Акимов в Садово-Каретном, Гарик Кохановский на Петровке, Яша Безродный – в Лиховом… После уроков возле школы, как правило, не толклись. Но по вечерам собирались чуть не каждый день. Куда идем? – такого вопроса никто не задавал. Постоянной штаб-квартирой была «хата у Акимыча». Володя Акимов рано остался без родителей, но его теткам правдами и неправдами удалось оставить за несовершеннолетним пацаном огромную тридцатиметровую комнату, перегороженную надвое шкафами. Особый шик жилищу придавали отцовская шашка и долгополая бурка, висевшие на стенке. Тут же красовалась непременная вязанка лука. Квартира была коммунальная, в ней жили еще две семьи, но вечеринки, частенько заканчивающиеся под утро, хотя и были шумными, соседей, людей молодых и легкомысленных, мало беспокоили…
В «коммуне» были свои устав, эмблема, иногда даже велись «секретные» протоколы встреч, назваемые по-казенному – собрания. Чуть позже появилась гитара. В основном, пел и играл Гарик Кохановский. Чтобы Володька играл – вроде бы нет, никто не помнил. Пел – да, но в хоре, вместе со всеми. Он больше любил «прикидываться», постоянно изображая кого-нибудь. Костяк «основного состава» был прочный: Высоцкий, Кохановский, Акимов. Другие – Яша Безродный, Миша Горховер, Володя Малюкин, Свидерский, Хмара, Лева Эгинбург – появлялись время от времени.
«Мы… очень подружились на одной общей страсти – любви к литературе, в частности, к поэзии, – вспоминал Кохановский. – Литературу у нас преподавала двухметровая дама во-о-от таких габаритов. Звали мы ее Слонихой. Она вставала у стены… и просматривала класс, как со смотровой вышки. Как «любили» мы ее уроки – это разговор особый… Время было такое, смурное. Даже «разложенец» Есенин не издавался 22 года».
Но сменила ее новая молоденькая учительница Вера Петровна и открыла ребятам неведомый доселе мир – Андрей Белый, Николай Гумилев, Борис Пастернак, Марина Цветаева, Велимир Хлебников, Северянин, Крученых, какие-то «ничевоки». Не то чтобы эти имена были под запретом – их просто не вспоминали, будто не было таких имен в русской литературе. И ребята почувствовали себя почти «первооткрывателями Америки», стали бегать в ближайшую библиотеку имени Пушкина в надежде отыскать хоть что-то об этих поэтах и писателях. Откуда-то появлялись рукописные – реже машинописные – листочки со стихами, так называемые «списки»…
У Высоцкого стали случаться такие периоды, которые он называл «взапчит», то есть, он взапой читает… Потом настало время повального увлечения Бабелем. Друзья знали наизусть его «Одесские рассказы», пытались говорить языком Бени Крика и Фроима Грача, перебрасываясь удивительными выражениями:
– «Забудьте на время, что на носу у вас очки, а в душе огонь…»
– «Пусть вас не волнует этих глупостей…»
– «Перестаньте размазывать белую кашу по чистому столу…»
– «Какая нахальства…»!
Позже, став профессиональным литератором, Кохановский внимательно следил за творческой эволюцией школьного друга. Предполагал, что строчка