Речи. Марк Туллий Цицерон
с кем я встретился впоследствии, Писон, как мне показалось, снискал большую славу. И вот, желая оказать ему содействие, – ведь присутствовавшие ему содействия не оказали – я и поспешил сюда не с тем, чтобы принести пользу (на это я не надеялся и поручиться за это не мог), но дабы я, если со мной как с человеком что-нибудь случится (ведь мне, по-видимому, грозит многое, помимо естественного хода вещей и даже помимо ниспосылаемого роком), выступив ныне с этой речью, все же оставил государству доказательство своей неизменной преданности ему.[23]
Так как вы, отцы-сенаторы, несомненно, признали справедливыми основания для обоих моих решений, то я, прежде чем говорить о положении государства, в немногих словах посетую на вчерашний несправедливый поступок Марка Антония; ведь я ему друг и всегда открыто заявлял, что я ввиду известной услуги, оказанной им мне, таковым и должен быть.[24]
V. По какой же причине вчера в таких грубых выражениях требовали моего прихода в сенат? Разве я один отсутствовал? Или вы не бывали часто в неполном сборе? Или обсуждалось такое важное дело, что даже заболевших надо было нести в сенат? Ганнибал, видимо, стоял у ворот[25] или же о мире с Пирром[26] шло дело? Для решения этого вопроса, по преданию, принесли в сенат даже знаменитого Аппия, слепого старца. Докладывали о молебствиях[27]; в этих случаях сенаторы, правда, обычно присутствуют; ибо их к этому принуждает не данный ими залог[28], а благодарность тем, о чьих почестях идет речь; то же самое бывает, когда докладывают о триумфе. Поэтому консулов это не слишком беспокоит, так что сенатор, можно сказать, волен не являться. Так как этот обычай был мне известен и так как я был утомлен после поездки и мне нездоровилось, то я, ввиду дружеских отношений с Антонием, известил его об этом. А он заявил в вашем присутствии, что он сам явится ко мне в дом с рабочими.[29] Это было сказано поистине чересчур гневно и весьма несдержанно. Действительно, за какое преступление положено такое большое наказание, чтобы он осмелился сказать в присутствии представителей нашего сословия, что он велит государственным рабочим разрушить дом, построенный по решению сената на государственный счет? И кто когда-либо принуждал сенатора к явке, угрожая ему таким разорением; другими словами, разве есть какие-нибудь меры воздействия, кроме залога или пени? Но если бы Антоний знал, какое предложение я собирался внести, он, уж наверное, несколько смягчил бы суровость своих принудительных мер.
VI. Или вы, отцы-сенаторы, думаете, что я стал бы голосовать за то, с чем нехотя согласились вы, – чтобы паренталии[30] превратились в молебствия, чтобы в государстве были введены не поддающиеся искуплению кощунственные обряды – молебствия умершему? Кому именно, не говорю. Допустим, дело шло бы о Бруте[31], который и сам избавил государство от царской власти и свой род продолжил чуть ли не на пятьсот лет, чтобы в нем было проявлено такое же мужество и было совершено подобное
23
Ср. письма Fam., XII, 2, 1 (DCCXC). См. Авл Геллий, XVI, 1.
24
По римской терминологии amicitia – политическое единомыслие. Ср. письма Fam., I, 8, 2 (CXXIII); III, 10, 10 (CCLXII). «Услуга» – то, что Антоний пощадил Цицерона в Брундисии в 47 г. Ср. речь 26, N 5, 59.
25
См. прим. 106 к речи 13.
26
Ср. речь 19, N 34; «О старости», N 16.
27
См. прим. 22 к речи 11. В честь Цезаря было прибавлено по одному дню ко всем молебствиям. Так как Цезарь был обожествлен, то убийство его было, с точки зрения религии, кощунством. Ср. речь 26, N 110.
28
Для обеспечения явки сенаторов магистрат мог брать у них залог или впоследствии штрафовать их за неявку.
29
См. письма Att., IV, 2 (XCI); 3, 2 (XCII).
30
Паренталии – обряды в память умерших родных, жертвы для умилостивления манов. См. Овидий, «Фасты», II,570. С молебствиями обращались только к богам-олимпийцам (di superi), поэтому Цицерон и говорит о кощунстве, не считаясь с тем, что Цезарь был при жизни обожествлен. Ср. речь 26, N 110.
31
Луций Юний Брут, по традиции, участвовавший в изгнании царей, был патрицием; его род угас со смертью его сыновей. Позднейшие Юнии были плебеями, но из политических соображений было выгодно приписывать убийство Цезаря потомкам основателя республики. Ср. речь 26, N 26.