По ту сторону моря. Екатерина Андреева
ждете, что люди будут доверять мне, но сами не хотите этого делать? Они смотрят на стражников вокруг и думают: ОБ боится оставлять ее без присмотра, значит, она все еще не в порядке, лучше не рисковать.
Женщина задумалась. Никто не верил мне, никто не хотел признавать меня частью Объединений. Это было плохо, это мешало в достижении моих планов. Мне нужна свобода действий, хоть какая-то, пусть за мной следят только камеры, их всегда можно вывести из строя, а извечно подозрительные взгляды мне не нужны.
– Пустите меня в эфир, у меня есть идея.
– Если ты все испортишь, тебе не жить, – твердо произнесла Хофман, но подозвала оператора.
Я нервно пригладила волосы, пока они устанавливали камеру, и мысленно призвала ветер, чтобы снова почувствовать его дуновение и словно бы ощутить рядом с собой Двэйна. Глупо, но от этого стало бы легче. Ветер не подул, и чувство одиночества сковало меня изнутри. Я уже жалела о своем решении, но отступать было поздно. Люди заинтересованно посмотрели в мою сторону, я поймала на себе любопытный взгляд Ворона, а потом грозный Хофман – и уставилась в объектив камеры. Стеклянный глаз бездушно глядел в ответ, и мой язык никак не мог повернуться. Оператор подал мне знак, губы Хофман слились в одну тонкую полоску, и она впервые показалась мне ужасно некрасивой. «Заставь их поверить себе, ты можешь сделать это. Ради ребят, ради своей семьи» – убеждала я себя и, наконец, заговорила:
– Уважаемые жители Объединений! Вы все хорошо меня знаете, за последнее время я многое успела вам рассказать. Но сейчас я скажу вам нечто более важное. Я нахожусь в торговом квартале Города, на который этой ночью было совершено нападение. Изгнанники разрушили и разграбили улицу, и когда я прибыла сюда, то не смогла поверить своим глазам. Наши ресурсы не безграничны, а они так нагло воруют их. То, как они поступили, кажется мне настоящим варварством, не достойным человека, – на этой фразе мой голос дрогнул. – Мне стыдно как никогда. И я находилась среди этих людей? Как я могла это сделать? Когда я подумала об этом, мне в голову пришла мысль: я хочу навсегда отречься от Теней, поэтому я прошу Советы свести мою метку. – Кто-то вскрикнул, послышался удивленный гул, лицо Хофман вытянулось. Мои руки дрожали, но я подняла их на камеру: – Это знак моей принадлежности к ним, который я больше не могу выносить. Я знаю, что за всю историю Объединений еще никому не удавалось избавиться от метки, это сложный и опасный процесс, после которого я даже могу не выжить. Но я знаю, что хочу попытаться, и надеюсь, что Советы поддержат меня в этом решении. К каким бы последствиям это ни привело, я отрекаюсь от изгнанников. Я прошу всех других амнистированных присоединиться ко мне. Так мы можем отблагодарить Советы за их прощение. Спасибо! – Ноги меня не держали, и когда камера выключилась, я опустилась на один из ящиков.
Люди в изумлении смотрели в мою сторону, но мне было все равно. Я знала, что метку не уберут. Я позвала других Теней, получивших амнистию, присоединиться ко мне, и они не смогут отказаться, не вызвав при этом подозрений. А Советы не станут так рисковать. Мы стали главными фигурами