День славянской письменности. Сборник
много крат – от тех, кто нам родней,
Кто нам надежда и опора. Те, кто рядом.
Если разлом, ревут ветра, беда – как мстить?
Подайте ж руку брату, другу – они рядом,
Но в сердце нет стремления простить,
Душа досадой пересыпана, как ядом.
А с мыслью каждый: всё когда-то отболит.
Из наших душ прольются слёзы градом,
Мы сердцем снова сможем полюбить,
И снова самый близкий будет рядом.
И тот, родной, среди рутинных дней
Поймёт однажды и вздохнёт с досады,
Ведь для него нет тебя ближе и важней,
И только ты в правах на слово правды.
Но есть беда – с родных-то выше спрос!
Простить, обнять – понятное желанье,
И руку дать ближайшим не вопрос,
Вот только что сказать им в назиданье?..
Желаю тебе, солдат…
И пусть минует тебя, солдат,
Всё-всё, чему ты и сам не рад,
Да чтоб чаще из дому письмо,
Чтобы мог ты, что я не смог.
Мимо пускай осколки гранат,
Не сработал их града снаряд,
Пусть пуля вдали просвистит,
Да на мину бы не наступить.
Ракета. Ты скользни по броне.
И чтобы им не сгореть в огне,
Подбитый не вспыхни танк,
Ещё б кровью не истёк от ран.
Не рванул бы подлый фугас.
И пускай ты не в первый раз,
Ты сам растяжку не пропусти,
И ворон чёрный не прилетит.
Я не хочу. Но вдруг, солдат,
В бою – и смертельный град,
Или снайпер пулю прислал,
Так всё ж легче – рука, нога.
И если в ночи сон в тишине,
Я буду рад за тебя вдвойне,
Что довелось тебе и на войне
Маму увидеть хотя бы во сне.
Гусыня
Генетика наша, друзья, не всесильна.
Вот как-то на ферме, в селе Украины,
Где куры да утки, коровы да свиньи,
Утка в гнезде родила вдруг гусыню.
Быть может, мутации так пошутили,
Яйцо ли не то в гнездо положили,
Может, Чернобыль зоной лучистой…
Но было тут всё же что-то нечисто.
Она птичий двор совсем не любила,
А вот о себе всегда много мнила!
Мечтала с гнезда стать лебедем птица,
Верила в то, что всё это случится…
От уток да кур подальше держалась,
Их презирала, «селом» обзывала.
Кто ей неровня, тех клювом щипала
И братьями кровными их не считала.
Себя трудом тяжким не утруждала.
У родных отбирала, всё было мало.
Мамочку утку, как могла, обирала —
Тихо склюёт зёрна, и: «Я не видала!»
Вот сладко поспать гусыня любила,
Вкусно клевать и попить норовила.
Неведомы были чужие ей беды…
Под крыло и себе, – такое вот кредо.
Всё к небу тянулась её серая шея.
Готовилась с детства: умею, успею,
К светским беседам, шику гламура,
Её чтобы отдых был окультурен.
За что называть гусыню нам дурой?
Не