Достойный сын. Нора Дутт
которого должно был стать приезд новых ивенов и старых капальщиков. Как-то раз Унхис спросила у советника, почему они вообще разъехались в разные стороны, а на что Дарара неожиданно доброжелательно ответил:
– Ты же знаешь в общих чертах про Охотницу? В тот день, когда она освободилась и вылезла из-под степи, все капальщики, которые до этого истощали её тело, оказались в опасности. Мои родителям пришлось уехать и немного изменить внешность маме, чтобы её не нашли.
– Так ваши родители капальщики?
– Только мать. Ивены не могут быть капальщиками, все эти приёмы в нашем исполнении не работают нормально.
– А вы расскажите мне про эти тела под степью?
– Позже, Унхис.
Перед приемом капальщица постаралась хорошо выспаться, сделать новые бусы и купить себе обновки, чтобы в глазах новоприбывших не выглядеть уж совсем деревенской девчонкой. Она любила пококетничать и потанцевать, но в этот раз все ее мысли были только о том, что она встретит настоящих старых капальщиков.
Унхис вышла из комнаты, прошлась по пустым галереям. Ей было плевать на взгляды слуг, на их шепотки и суеверные страхи. Её манил свет бального зала, и когда капальщица зашла, то даже притянула парочку взглядов. Кто-то удивлялся, возмущался, а кто-то и не мог оторваться. Дамы дёргали кавалеров, дети открывали рты, а ивены ухмылялись.
Унхис обожала это. Капальщица – звучит гордо и неприкосновенно. Девушка так издевалась над миром, который успел упрекнуть её в усмерстве. Она намеренно не скрывала атрибутов своей кричащей культуры, чтобы это была громкая усмешка в лицо судьбе: разве кто-то теперь посмеет задеть её? Красные бусы служили оберегом от грубых идиотов.
В таком виде она могла себе позволить немного пренебрегать этикетом или же просто ошибаться. Многие делали скидку на её происхождение, некоторые спешили закончить разговор, но изредка она находила единомышленника и наслаждалась лёгкой искренностью и приятной беседой.
Играла простая музыка, от свечей лился тёплый свет. Забавные блики на гранях наполненных бокалов и их утончённый неловкий звон. Стол ломился от деликатесов, и по залу сновали подавальщики с напитками и закусками. Гости в подобающем виде: мужчины в пиджаках и костюмах, женщины в вечерних платьях. Многое стало ей так привычно, так не интересно.
Где-то по соседству щебетали сплетницы Палат. Обсуждали холостяков и выгодные партии. Упомянули всех известных ивенов. Унхис была готова завыть, но до последнего надеялась, что дамочки через пару минут сменят тему. Но тема оказалась неисчерпаемой. Унхис поднялась и ушла. Её преследовало неприятное чувство, что как только она окажется достаточно далеко, девушки обсудят и её. Настроение потихоньку портилось.
Она не могла поверить, что когда-то с радостью присоединилась бы к сплетницам. С радостью перемыла бы кости всем: советнику, Ияхему, его дочери, которую ни разу в жизни не видела, собственным ученикам и бывшей наставнице. Она позволяла себе подобное даже в Усмерском корпусе.
Когда Ун перестала разносить