Шаг в палеолит. Сергей Быков
на талии кожаным ремешком. На ногах тоже какие-то бесформенные меховые комки. Волосы грубо отхвачены порогами, не иначе кремневым ножом, и были они рыжие, я бы даже сказал – огненно-рыжие. Если бы не были такими грязными. Но самыми выдающимися были её глаза. На замызганной симпатичной мордашке глазищи – цвета аквамарина. Да уж… Когда-нибудь из этого утёнка не лебедь будет, а настоящая жар-птица. И встретила она своими аквамариновыми глазами мой взгляд смело и открыто.
– Хао, Лисёнок.
– Хао, Горький Камень.
– Ты хотела спросить меня о чём-то, – решил я поиграть в проницательного могучего шамана, – и вот я пришёл.
Но смутить Лисёнка не получилось.
– Скажи, Горький Камень… ты из моего племени? – И столько в этом вопросе было надежды, столько в глазах светилось ожидания и радости, что я не сразу нашёлся что ответить.
– Почему ты так решила?
– Ты такой же высокий, как люди моего племени. Моя мама говорила, что люди моего племени были все высокие и… добрые, не то что… – Она не закончила фразы, но тут и так было всё понятно.
– А волосы в твоём племени у всех, как у тебя, или были и другого цвета? – попытался увильнуть я от прямого ответа.
– Да, у всех, как у меня. И как у мамы. Я помню.
– Но ведь у меня не такие, – указал я на свои «соль с перцем».
– Ты старый, – взгляд Лисёнка на секунду вильнул в сторону. – Когда становятся старыми, волосы у всех одинакового цвета.
– Прости, девочка… Я не из твоего племени, – наконец родил я неизбежный ответ.
И словно выключили свет. Будто враз выдернули из неё всю смелость и решительность. Взгляд Лисёнка потух, плечики поникли. Девочка молча развернулась и канула в темноту.
Ушла… А у меня словно заноза в сердце осталась.
– Старый дурак, – глядя ей в след, прошипел я, – не мог ребёнку соврать. Чистоплюй хренов.
На следующее утро, пока я колдовал у костра, объявился Хатак. Видок он имел слегка помятый, в руках держал небольшой кожаный мешок. Усевшись возле огня, он с шумом втянул аппетитные запахи, идущие из котелка.
– Удивляюсь тебе, Пётр. Ты всегда делаешь женскую работу с таким удовольствием… Наши охотники, если рядом есть женщины, ни за что не станут что-то готовить, лучше дадут тумаков, чтобы бабы быстрей шевелились.
– Прям-таки тумаков? Прям-таки всегда?
– Ну-у… – Хатак задумчиво поскрёб бороду. – Могут, конечно, и сырое сожрать, или там… поголодать слегка.
– Всё с вами ясно. У нас, Хатак, если мужчина не может себя обслуживать, наши женщины быстро это поймут, и тогда ты попадёшь к ним в полную зависимость, и жизнь твоя, Хатак, будет бесполезней во-от такусенького, – показал я пальцами, насколько маленького, – кусочка кремня.
– У вас суровые женщины, – уважительно глядя на меня, произнёс дед и протянул мешок: – Наши всё-таки не такие строгие и собрали это тебе.
Заглянув внутрь, я обнаружил несколько увесистых кусков слегка обжаренного мяса.
– Передай им мою благодарность, Хатак. Сам-то будешь? –