Матабар. Кирилл Клеванский
если бы… если бы, то что ему казалось пусть и красивым, но простым и обыденным, вдруг задышало чем-то из старых дедушкиных сказок. Чем-то, что имело таинственное, в чем-то жуткое, но такое интересное название – волшебство.
– Все что ты видишь вокруг – твоя земля, – барс опустил мальчика себе на плечи. – Земля твоих предков. Они стерегли этот край. Любили его. И заплатили за это больше, чем кровью. Вдохни его запахи. Услышь его звуки. Забудь то, как назвали это место люди. Вспомни язык своих предков, Ардан. Разбуди его. И скажи имя. Имя этого края и своего народа.
И Арди сделал это.
Он вдохнул снег и лед, он услышал ветер и камни, он вспомнил сказания дедушки и странные слова, что тот иногда произносил. И что-то внутри мальчика проснулось. А может, оно и не спало вовсе.
Где-то глубоко внутри, под слоем ненужных слов и пустых речей. Оно стряхнуло с себя старую листву, вытянулось во весь рост и прошептало имя. То сорвалось с уст мальчика и тот понял, что простое “Алькада” не могло удержать в себя и малой толики смысла, укрытого снегами и облаками.
Боль отступала.
А вместе с ней и чернота плоти.
Нет, Арди все еще ощущал холод, заигрывающее покусывающий его то тут, то там. Но он больше не душил его, не грыз обезумевшим псом. Мальчик вдруг почувствовал легкость в теле – словно если бы перед ним была чурка, на которой отец колол дрова, он бы легко её перепрыгнул, а случись ему по необходимости добраться на другой берег ручья – то вместо моста, он бы просто его переплыл.
– Ступай, маленький охотник, – прошептал Эргар, опуская мальчика на снежный настил. – Сделай свои первые шаги.
Арди сперва с опаской опустил ноги на рыхлый снег, ожидая что тот снова вопьется ледяными клыками в его кожу, но… этого не произошло. Холод стал сильнее, но далеко не таким, чтобы мальчик его испугался.
А тело, такое легкое и быстрое, шагая по вершине пика, лишь едва заметно погружалось в снег, оставляя за собой почти неразличимую вереницу следов.
Мальчик засмеялся.
Он бегал, прыгал, перескакивая через каменные гребни, и, порой, падая, катался по снегу, ставшему ему таким же родным, как и высокая трава у отчего дома. Иногда он поднимался на ноги и, смешно зашипев, кидался в Эргара снежными комьями. Барс, улегшийся на камень, только отфыркивался и отбивал снежки хвостами.
Глядя на то, как полукровка забавлялся со снегом, напоминая собой едва открывшего глаза котенка, он думал о том, что, возможно, слова старика не были так уж глупы и абсурдны, но тут же загонял эту мысль подальше. То, что детеныш Гектора смог пробудить в себе кровь предков еще ни о чем не говорило. Любой иной детеныш матабар рождался с тем, с чем едва-едва познакомился Арди.
Не говоря уже о том, что мальчик должен был обзавестись не только клыками (если так можно назвать эти маленькие отростки), но и когтями и крепким телом. А Ардан…
Эргар смотрел на катающегося в снегу детеныша.
Будет чудом, если тот переживет хотя бы две зимы. Но это