Оседлавшие Пегаса. Павел Николаев
тавляя удовольствия столицы, перешёл туда разделить труды воинской жизни? К чему, как не к войне!»
Россия и Франция формально ещё оставались не только друзьями, но и союзниками. В официальной переписке русский и французский императоры называли друг друга братьями, но в то же время в обеих странах уже вполне открыто велась пропаганда, отнюдь не союзнического направления. Так 24 (12) мая, за три недели до перехода противником русской границы, в Петербурге с успехом шёл исторический водевиль Шаховского «Казак-стихотворец».
Действие в водевиле происходило после победы Петра I над шведскими интервентами под Полтавой. Один из героев водевиля произносил патриотические стихи, в которых прославлял русского человека, ибо он: «Страшен, пагубен врагам».
Стихи эти имели неслыханный успех, так как были восприняты зрителями, как предупреждение новым врагам России.
Патриотические куплеты из «Казака-стихотворца» и затем, в ходе Отечественной войны, пользовались неизменным успехом у зрителей, были на устах у многих и перешли в народ.
Войну ждали, войну предчувствовали, но никто не хотел ее, а потому надеялись, что авось пронесёт на этот раз. Не пронесло.
И вторжение неприятеля оказалось для многих неожиданностью. О том, как тяжело оно было воспринято Глинкой, мы можем судить только по одному факту. Его дневник 1812 года начинается с записи от 22 (10) мая, а следующая появилась только через полтора месяца.
Фёдор Николаевич никак не откликнулся на такое решающее событие Отечественной войны, как её начало. По-видимому, потрясение, вызванное неприятельским вторжением, было настолько сильным, что прошло больше месяца, прежде чем Глинка смог осмыслить его и воспринять как факт не только ожидавшийся, но уже свершившийся.
18 (6) июля, проделав 45-километровый путь из своей деревни, Фёдор Николаевич прибыл в Смоленск. Армии ещё не подошли к городу, ещё не известна была судьба его, но население уже начало покидать старинный форпост русского государства, Глинка отметил это: «Народ у нас не привык слышать о приближении неприятеля. Умы и души в страшном волнении. Уже потянулись длинные обозы; всякой разведывает, где безопаснее». В уходе населения из города писатель видел грозное предзнаменование и предсказывал, что в России Наполеон, как и в Испании, будет покорять только землю, а не людей. В потоке беженцев, мерно текущих через Смоленск, Фёдор Николаевич угадывал ту грозную силу, которая даст войне определение «Отечественная». В этом потоке он видел не жалкие толпы горожан и крестьян окрестных деревень, а будущих ратников, которые встанут на защиту Родины. Эта будущая сила вызывала творческий порыв, и Фёдор Николаевич написал своё первое стихотворение периода Отечественной войны, в котором уверенно заявлял:
Мечи скуем мы из серпов;
С дрекольем встанем за свободу.
Кто смеет плен нести Российскому народу?
Что враг непобедим, молвы то праздный звон:
Опасен хитростью одной Наполеон!
Ф.Н. Глинка
Стихотворение заканчивается фразой «На зачинающего Бог». Этими же словами завершается первый приказ по русским армиям от 25 (13) июня: «Не нужно напоминать вождям, полководцам и воинам нашим об их долге и храбрости. В них издревле течёт громкая победная кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, Отечество, свободу. На начинающего Бог».
Посещение Смоленска вызвало резкий перелом в настроении Глинки. С этого момента его дневник заполняется записями мажорного плана. Он с восторгом отмечал, что наступает время Минина и Пожарского и после двухвекового сна пробуждается дух народный.
Смоленск принимал вид военного города. Через него беспрерывно сновали курьеры, перевозили пленных. К городу тянулись многочисленные подводы с хлебом, в него гнали скот. Шла интенсивная подготовка к приходу армий Багратиона и Барклая-де-Толли.
30 (18) июля Фёдор Николаевич опять был в Сутоках. Там он встретился с братом Григорием, который служил в Любавском пехотном полку. В нём оказалось много выпускников кадетского корпуса. Встреча с ними порадовала Глинку, напомнив годы отрочества и ранней юности: «Многие из товарищей наших уже полковники и в крестах; но обхождение их со мной точно то же, какое было за десять перед этим лет, несмотря на то, что я только бедный поручик! Как сладко напоминать то время, когда между богатыми и бедными, между детьми знатных отцов и простых дворян не было никакой разницы; когда пища, науки и резвости были общими; когда, не имея понятия о жизни и свете, мы так сладостно мечтали о том и другом. Повторяя бессмертные слова Екатерины, что корпус кадетский – рассадник великих людей, мы любили воображать себе, что все до одного будем полезны Отечеству».
В этой же записи Фёдор Николаевич упомянул другого брата – Ивана. Ему губернатор Смоленска поручил устройство переправ через Днепр у Соловьёва. И потекли через них толпы поселян, покинувших свои пенаты, но готовых встать в ряды защитников родных гнёзд: «Только и говорят о поголовном наборе, о всеобщем восстании. Дух пробуждается, души готовы. Народ просит воли, чтобы не потерять вольности. Но война народная