Магия и кровь. Лизель Самбери
в Исторический Лонг-Бранч. Он состоит из рядов разношерстных домиков, типовых малоэтажных кондоминиумов и главной улицы с ресторанами, барами и пекарнями, и все это выстроено в последние тридцать лет. Что в этом такого исторического, знают только городские планировщики.
Стол посреди столовой – из цельной древесины, не ГМО, и за ним можно усадить не меньше двенадцати человек, так что нам хватило бы места еще на одного гостя, если бы мы захотели его пригласить.
Бабушка барабанит пальцами по столу.
– Уж и не чаяли.
Что поделаешь, бабушка есть бабушка.
У матриарха нашей семьи тоже, конечно, есть дар, но она никому из нас не говорит какой. Даже мама и тетя Мейз не знают. Бабушкины волосы заплетены в аккуратные афрокосички – этой прической она щеголяет, сколько я себя помню. И одета она так же, как всегда одевается дома, – в красный махровый халат поверх простых штанов с футболкой.
Мы ставим на стол угощение. Лоснящиеся тушеные говяжьи хвосты – мясо так и отваливается от косточек и тонет в коричневом соусе. Пелау – нарядное блюдо из риса с мясом и овощами, до того рассыпчатое, что видно не только кусочки мяса и каяновые бобы, но и каждый кубик тыквы и цукини. Запеканка из макарон с сыром: снаружи – с хрустящей сырной корочкой, внутри – упругая и влажная. А посреди всего этого великолепия – большое блюдо сдобного хлеба с цукатами. При виде него бабушка выпрямилась на стуле, чтобы лучше видеть.
Да, в кулинарии я просто королева.
– И скромная такая, – бормочет Кейс.
Если предки дадут мне задание составить идеальное меню для семейного ужина, я, пожалуй, пройду испытание.
Бабушка шлепает дядю Катиуса по спине:
– Положи-ка мне макаронной запеканки.
Он сидит от нее по правую руку, как обычно. Поскольку он мужчина, матриархом ему никогда не стать, но вьется он вокруг бабушки так, словно у него есть шанс.
Дядюшка берет тарелку, тянется через стол и кладет бабушке хорошую порцию. Запеканка не рассыпается, а держится красивым куском – я знаю, что бабушка так любит. Одновременно дядюшка окидывает меня быстрым взглядом с головы до ног. Брови у него словно две косматые гусеницы, лысая голова блестит в свете люстры.
– Опять ты слишком много наготовила. Все испортится.
Ему лишь бы придраться!
Какой у него дар, мы, дети, тоже не знаем, но иногда я думаю, что это просто дар всех бесить. Если я готовлю тринидадские блюда, он обязательно укажет, что нам нужно есть больше африканской еды из уважения к своим корням. Если я готовлю что-то канадское, я отрицаю свою культуру. Что бы я ни делала, что бы ни делал кто угодно, за исключением бабушки, в этом обязательно найдутся недочеты, на которые он сможет указать.
Нечего и говорить, что я про наши так называемые африканские корни почти ничего не знаю. Предки бабушки и дедушки оказались в плену и были проданы в рабство – бабушкины, Томасы, попали в Америку, а дедушкины, Харрисы, в Тринидад. Бабушкины предки