Невольник. Сапар Заман
Толик считался парикмахером. Хотя никаких парикмахерских курсов он не заканчивал, но нужда заставила его друзей попросить их постричь, заверив, что если ничего не получится, никто обижаться не будет. У него получилось, и с тех пор Анатолий стал общественным цирюльником, который с каждым разом повышал свой профессиональный уровень, практикуясь в парикмахерском искусстве на головах друзей. С их слов, Толик стриг не только вполне сносно, но и с каждым разом все лучше и лучше. Так он понял, что имеет предрасположенность к этому ремеслу и даже подумывал закончить курсы парикмахеров, чтобы бросить малооплачиваемую профессию токаря-фрезеровщика, ставшую теперь непрестижной.
Несмотря на многословность и некоторую язвительность, Толик был добрым и отходчивым малым. Он понимал, что товарищу, учитывая обстоятельства, в какие он попал, крайне необходимо привести себя в порядок. Несмотря на случившуюся недавно перепалку, он задвинул обиду подальше и сам предложил свои услуги.
– А ты умеешь стричь? – спросил тихим просевшим голосом Илья, смотря на отражающееся в зеркале лицо Толика.
– Вроде да, – ответил тот, довольно поджав губы.
Минут через пятнадцать пол коридора, ведущего к кухне, был покрыт темно-серыми клочками волос.
– Спасибо! – произнес Илья, подняв на Толика взгляд, полный благодарности.
Тот сидел на невысокой табуретке, облокотившись на край кухонного стола и молча наблюдая, как Илья старательно подметает пол старым потрепанным веником, собирая разбросанные волосы.
– Да особо не за что! – ответил, благодушно улыбнувшись, Толик, снова и снова посматривая на голову Ильи и оценивая собственную работу.
И действительно, благодарить было особо не за что. Сбоку и на задней части головы Ильи волосы лежали не совсем ровным каскадом, а на макушке топорщились «ежиком». Изрядно укороченная челка открыла светлый лоб, сильно контрастирующий с загоревшим в течение последних двух дней лицом, которое осеннее солнце обильно поливало своими лучами. Местами среди коротких предательски торчали недобитые длинные волоски.
«Надо бы еще раз пройтись. А то как-то не так получилось, – пришла мысль Толику, не отрывавшему взгляда от „шедевра“, который он создал на голове товарища. – Ай… Скажет – постригу сверху еще раз. Нет – тогда и так сойдет. Не парикмахер же я! Все равно лучше, чем было до этого!» – подытожил он, успокаивая свою совесть.
Спустив воду после стирки, развесив одежду на балконе, Илья отправился принимать душ, считая, что купаться в ванне в чужом доме неудобно и некрасиво. «Потом уже побреюсь», – подумал он, почесав подбородок.
* * *
Без пятнадцати девять утра Илья стоял на одной из центральных улиц города, носящей имя русского писателя Некрасова, перед дверями суда, не так давно сменившего свое название с «народного» на «городской». Как, впрочем, и все остальные