Готический Замок. Сборник стихов. Часть 1. Сергей Попов

      Расцвела ромашка утром ранним;

      Солнышка морозного лучи

      трепетные лепесточки ранили;

      молодые бойкие грачи

      истоптали цветик, исковеркали

      и оставили лежать его дрожа.

      Точно так же в полуночном зеркале

      видится мне детская душа.

      Представь, что ты в огромном туалете:

      повсюду блеск, гирлянды и огни,

      и Солнышко в окошко тихо светит,

      и зяблики щебечут о любви, —

      но ты один; стоишь, переминаясь,

      и чужд тебе сортирный маскарад:

      пусть пляшет полотенце всем на зависть

      одну из самых светлых сарабанд,

      пусть ёршик унитазный притворился

      одним из первоклассных скрипачей,

      пусть в танце сумасшедшем закружился

      рулон бумаги, пусть звенит ручей

      из носа ослепительного крана,

      пускай поднялся самый унитаз! —

      ты ясно видишь: радоваться рано, —

      и синяя тоска течёт из глаз,

      и падает в огромном туалете

      на доискра натёртый изразец,

      и Солнышко в окошко тихо светит,

      и песню о любви поёт скворец,

      но в ней звенят не радости, а муки,

      и ясно проговаривает пасть:

      «Мы любим князя Мышкина друг в друге,

      но верх берёт рогожинская страсть».

      Зашёл в туалет поэт.

      Включил в туалете свет.

      И думает вдруг поэт:

      «Зачем в туалете свет?»

      И руку ко лбу поэт.

      И сел, опустив глаза…

      Души вдохновенный свет

      безжалостно угасал.

      Не в силах понять, поэт

      пытался ещё рассуждать:

      зачем в туалете свет,

      когда в нём положено… срaть?!

      И этот нескромный вопрос

      поэта сразил наповал:

      поэт к унитазу прирос

      и больше уже не вставал.

      Ум подёрнут дымкой ностальгии,

      сердце окружил солёный шёлк.

      Люди – все хорошие такие.

      В каждого небесный свет сошёл.

      Таракан, раздавленный безверно,

      в мышеловке высохшая мышь —

      это наши ангелы, наверно.

      Что же Ты всё видишь и молчишь?

      Детям, непонятливо жестоким,

      нужен порицатель красоты,

      нужен прорицатель их тревоги,

      нужен идеально чистый дым.

      Мясо размозжая по тарелке,

      вилкой отправляя в рот кусок,

      чувствами размениваясь мелкими

      (мельче, чем Бурёнка или Бог),

      парочка господ в лощёных фраках

      сделку заключили с Сатаной.

      Где-то за окном скулит собака,

      лапой роя камень мостовой.

      Роет и скулит – пропал хозяин.

      В воздухе лишь тень его духов.

      Чёрные ветра не показали,

      что есть жизнь и кто ты в ней таков.

      Белый ветер бросит паутину:

      хочешь всё познать – так размотай.

      Память ностальгия заслонила…

      Где-то во дворе сгорел сарай.

      Там, на пепелище, прах лопаты

      должен превратить ты в черенок;

      с лезвием, горячим и помятым,

      должен совладать, как раньше мог.

      Лишь тогда до правды докопаешь,

      сбросишь пелену, увидишь мир:

      «…вот Паук, его уже ты знаешь,

      мы ему приходимся детьми…

      Дети непонятливо жестоки —

      должен их учитель