Парижский флёр. Элоиза Джеймс
с ней в прохладное утро, где она полетела к кустам с блестящими листьями.
Мы с Анной постепенно исследуем продуктовые магазины в японском квартале Парижа. В моем любимом целая стенка уставлена различными соевыми соусами, а верхний этаж заполнен загадочной едой в экзотических упаковках. Нет ни одного ярлыка на французском или английском, так что мы приносим покупки домой и гадаем, что это такое.
Сегодня мы с Алессандро следовали за парой изысканных ног. Они были одеты в черные кружевные чулки в цветочек и темно-красные лакированные туфельки. Их обладательница была в пальто с пятью пуговицами на спине и в перчатках точно такого же цвета, что и туфли. Быстро поднявшись по лестнице, мы оглянулись, чтобы посмотреть на пальто спереди. И тут выяснилось, что этой леди по крайней мере семьдесят. Старость по-парижски!
Двенадцать подростков из девятого класса Луки заболели и не пришли сегодня в школу: вирус NINI поразил среднюю школу Леонардо да Винчи. К счастью, оба моих ребенка переболели этой хворью в Штатах в июне. У Луки тот же счастливый блеск в глазах, какой бывал у меня, когда я стояла у окна в сельской Миннесоте, глядя, как падают снежинки: будет ли, будет ли, будет ли такой снегопад, чтобы закрыли школу? Нынешний эквивалент: заглядывание в Фейсбук каждые пять минут, вопросы друзьям, нет ли у них жара, и отчаянная (постыдная) надежда, что есть – ведь тогда школу закроют на карантин.
Все здания по обе стороны улицы Консерватории построены из кремового мрамора или песчаника. Когда я сегодня вышла из дома, небо было бледным и грозным – вот-вот пойдет дождь. Наверно, с высоты церкви или консерватории кажется, что мрамор слился с воздухом и они танцуют щека к щеке.
Я только что послала Анну в школу с запиской, испещренной помарками и орфографическими ошибками и политой кровавым потом и слезами. В записке она просит прощения у своей учительницы, что «немножко» сжульничала на экзамене. Анна бурно протестовала, заверяя меня, что ее учительницу это не волнует и что это все равно, что писать письмо Санта-Клаусу, извиняясь за то, что сжег его бороду. От меня ускользнула логика сравнения с сожженной бородой, так что я только твердила: «Твоя учительница должна подписать это письмо, Анна».
Вчера вечером мы пошли в бистро, где неприветливый официант принес нам тепловатого ската с каперсами. В меню был раздел старинных блюд, и я выбрала уникальную закуску: говяжье рыло. Это были маленькие узкие кусочки, смешанные с винегретом. Вкус? Колбасного фарша! Я знаю, что это такое, потому что мой отец был на Второй мировой войне и порой, в приступе ностальгии, покупал эти консервы. А теперь мне также известно, из чего делался этот колбасный фарш.
Побродив по огромной ярмарке старинных вещей, мы зашли в крошечное кафе, окна которого выходят на сады возле Бастилии. Там мы пили chocolat à l’ancienne – горячий шоколад, приготовленный по старинному рецепту, со взбитыми сливками, увенчанными пьяной вишней. Еще я ощутила вкус миндаля. Это было божественно. Пока мы сидели, смакуя шоколад, наступил l’heure bleue[40] – время между днем и вечером, когда небо становится цвета барвинка.
Две
Синий час (