Родовая отметина. Валерий Ивашковец
будоражили душу. Вот и архиерей Вениамин отвёл тёплый взгляд от святого места и одобрительно кивнул своему “духовному чаду”. Тот поднял вверх меч и народ притих.
– Братия! Люд работный, ратный, знатный и духовный! Пред сечей с ворогом нашим, разбойным родичем, княжичем Пронькой Сирым, надобно избрать войскового воеводу…
Народ вновь забурлил, загудел. Князь сурово сжал губы и собрался навести тишину, но его внимание привлёкли два мужика (один откровенно хромал), которые протискивались к помосту, держа под руки молодого человека в странной одежде. Люди расступались, а вслед неслись возгласы удивления:
– Неужель Денислав объявился?
– На медни луна рано умыкнула, знать знак был!
– Во, чудо!
Когда мужики, наконец, вышли в центр, князь замер в удивлении, а потом оглянулся на архиерея – тот бледнел, моргал глазами и лихорадочно крестился.
А мужики, оставив парня, наперебой зачастили:
– Княже, Всеслав, и духовник наш, Вениамин! Чудо нейкое свершилось. Идём мы сюды, а из-за угла Сеньки Рябого дома, выходит вот, он… Денислав… Мы думали – привиделось! Ан, нет – он самый. Первым его разглядел я, Ермилка-колченогий.
Второй мужик оборвал Ермилку:
– Не суетись всуе! Я, Скоморох Ярмошка, попервах узрел, а ты сумлевался ишо! – и мужик ехидно искривил рот, причмокнул и лихо ударил по коленам с пристуком ногой, изобразив начало весёлой пляски.
– Не перечьтесь, черти несурьёзные! – прикрикнул князь и неуверенно добавил: – Не ужо ты… Денислав? Что молчишь? – кивнул он парню.
Денис с растерянной улыбкой оглядывался и с трудом приходил в себя: да он узнавал многих из этих людей! И князя Всеслава и этих чудаков, которые тянули его будто телка; и дядьку, архиепископа Вениамина… Последний уже спускался с помоста, протягивал руки и спешил к племяннику. Когда они обнялись, троекратно расцеловались, народ совсем растрогался: многие со слезами крестились, шепча молитву, а кто-то из женщин заголосил.
– Как же ты сбёг? – оторвался от парня Вениамин.
– Али кто помог? – подошёл и князь.
Денис виновато развёл руками:
– Хоть убейте! Ничего не помню…
– И одёжа чужеземная, не виданная доселе… – разглядывал уже спокойнее родственника Вениамин.
– Чудо это! – вновь оживился, стоявший в сторонке Ярмошка. – Сказывают, знамение по небу красным срубом мигало вчерась на закате…
– А, может, и не чудо, – подошёл старший воевода Злыня, грузный, высокий мужчина в полном военном снаряжении. – Они, басурмане, могут полоненного оглупить, замутить, затуркать и отпустить к своим, дабы он вред сотворял, волю и наказы их тайные, погибельные нёс!
– Не темни, Злыня, – миролюбиво отозвался князь. – Памороки басурмане отбить могут, но воле своей русича, сына самого Святослава! подчинить… Не бывает такое! Однако прервём вече и отправимся в храм, дабы сотворить молитву в честь воскрешения раба божия, отпрыска великого Святослава! Так люди? – крикнул Всеслав в толпу. Она ответила дружными, одобрительными