Охота за призраком. Вячеслав Белоусов
шее, и ещё раз оглядел сидящих за столом. Китель сковывал генералу его могучее тело, он повёл плечами, словно желая высвободиться. Зал был мал, а аудитории не так много, чтобы этот откровенный жест скованного гиганта остался незамеченным для всех. Слабонервные прижали головы в предчувствии треска рвущейся ткани кителя, но услышали глухой раздражённый рык прокурора:
– Я думаю, Маркел Тарасович начнёт, – тяжёло глядя исподлобья, выдавил из себя Игорушкин, – а начальник милиции дополнит при надобности. А, Маркел Тарасович?
И Боброва мгновенно подбросило вверх. Ковшову почему-то стало его жаль. Он, извинившись, потеснил впередисидящего соседа, выложил на стол фотоаппарат, вручённый ему в поездку криминалистом, но стол оказался совершенно пустым, даже Зинина невесть когда успела спрятать с его поверхности свои яркие блокнотики и застыла, поедая глазами прокурора области. Ковшов автоматически торопливо убрал фотоаппарат со стола на колени и легонько ткнул Квашнина:
– Где твои-то? Что-то никого из уголовки не вижу.
– Пока начальство в Филях совет держать будет, мои отпашут и отсеются, – с улыбкой шепнул ему капитан.
– Ну-ну. Посмотрим, что соберут.
– К концу совещания все и соберутся. Хочешь поучаствовать и послушать?
– Если начальники отпустят, не откажусь.
– В новом качестве, Данила Павлович, нескольким господам служить приходиться?
– Служим мы все, Пётр Иванович, одному господину, его величеству закону. Учил, учил я тебя, капитан, но, видно, быстро мои уроки из твоей головы выветриваются.
Так, беззлобно переругиваясь, коротали они время, дожидаясь начала совещания.
Между тем нехорошая тишина нависла над столом.
Ковшов силился понять, что значит в поведении Игорушкина эта столь заметная напускная жёсткость. Неужели прокурор решил спустить гнев за совершённое убийство, упрёки и поучения, выслушанные и проглоченные от партийного бонзы, на своего подчинённого? И сделать это в присутствии милиционеров, младших и по должности, и по званию! Показать, что он может быть жестче и круче своего коллеги милицейского, карать страшнее, нежели сам прославившейся этим комиссар!
Игорушкин, дожидаясь доклада от собиравшегося с мыслями и нервами Боброва, снова заскользил пустыми глазами по сидящим за столом. Кто-то обронил карандаш или ручку, предмет гулко ударился об пол. Никто не пошевелился. Ковшов ждал, когда Игорушкин упрётся взглядом в него, дождался и на этот раз не опустил глаз.
Прокурор области отвернулся, распахнул пиджак, перевёл глаза на адъютанта комиссара, одиноко торчащего посреди избы – ни у порога, ни за столом руководителей, неожиданно хмыкнул ему, вроде как изобразив улыбку, и сказал другим тоном:
– Что же ты согласился, мил-человек, нас с комиссаром со свежего воздуха в этакую бодягу загнать?
И не услышав ответа от оцепеневшего старлея, скинул с себя китель и бросил ему на руки.
– Ну-ка,