1. Выход воспрещен. Харитон Байконурович Мамбурин
пальцами правой руки. Покачивающийся кипяток в банке на подоконнике, куда был сунут уважительных размеров кипятильник, дополнял картину.
– Вот как так-то? – риторически вопросил потолок Валерий Кузьмич Радин, – Вот что ты за пакость такая, Изотов?!
– Опять наговариваете? – с упреком вопросил я, садясь на продавленный стул для посетителей, – Я же всегда…
– Да-да, – раздраженно перебил меня он, – Ты всегда приходишь вовремя, ты всегда стучишься, ты всегда засовываешь голову…
– Потому что вы меня чуть не пристрелили, – въедливо уточнил я, – однажды.
Кузьмич только скривился на это, принявшись бодяжить из оставшегося кипятка две чашки отвратительного растворимого кофе. Пока он, сопя и шипя на ошпаренные пальцы, занимался творчеством баристы, я тупо втыкал в его худое и слегка вытянутое лицо, слегка выцветшее за годы нашего невольного знакомства. Так, если подумать, то майор Комитета Государственной Безопасности Радин заменил мне отца, мать, друзей и всю остальную требуху. Без всякого на то желания, разумеется, что особенно хорошо чувствуется сейчас, когда он смотрит на меня, как на врага народа.
Нужно немного подождать. Мужик он волевой, упрямый и честный, просто я так на всех воздействую. Когда Валерий Кузьмич меня не видит, если общаемся, скажем, по телефону, то чувствуется, что он относится ко мне просто отлично. Но вот когда вживую… проклятое неосапианство. Я покосился на шкаф, стоящий у двери. С одной из его створок свисала кобура с пистолетом. Сколько лет прошло уже, пять? А он до сих пор перед моим приходом ствол туда вешает, вопреки уставу. Во избежание повторения.
– Может, плеснете себе в бурду чего покрепче? – ехидно вопросил я, чтобы подколоть немного, – Вроде как расстаемся, отпраздновать-то можно.
– Отпраздновать, – пренебрежительно фыркнул майор, возвращаясь к попыткам размешать упрямый коричневый порошок в воде, а затем, на секунду замерев, вновь обернулся ко мне с вопросительным, – А не заложишь?
Я лишь на него уставился с таким упрёком, что Кузьмич не выдержал, стыдливо спрятав взгляд. Засопев, майор неуловимым жестом откуда-то достал 0.7 коньяка «Белый аист», с хрустом скрутил бутылке голову, а затем щедро плесканул себе в бурду. Вновь застыл, уйдя в перезагрузку, ругнулся душевно, добыл из ящика своего стола стакан, куда и налил отнюдь не коньячную порцию, тут же всосанную явно требующим этого организмом. Затем, как финал, кгбист решил запить собственным кофе, отхлебнув получившегося коктейля, от чего и скорчил сложную, но, несомненно, демонстрирующую отвращение рожу. Отвлекать его не хотелось, дядьке реально было это надо. Как бывший дядька я его прекрасно понимал.
Допив обжигающую дрянь, Валерий Кузьмич начал тереть лицо ладонями. Я молчал, попивая свою порцию угощения. Вкус был, особенно после пломбира, просто охренеть какой ужасный. Как будто сам Сатана нассал в кружку. Кисло, горько, мутно, частички чего-то стрёмного на языке остаются. Мерзость, сссука!
– Вот не понимаю,