Сын Толстого: рассказ о жизни Льва Львовича Толстого. Бен Хеллман
В перспективе такая альтернатива дешевле и не требует большого числа помощников. Толстой вскоре сожалеет о грубых словах и просит у Лёвы прощения. Подобное уже становится привычным. Лёва обижается, но ему удается совладать с собой. И он уступает мнению отца. У народных столовых все же есть преимущества, психологические и социальные. Хорошо, что за помощью обращаются только действительно нуждающиеся в ней.
За полгода под руководством Лёвы открываются более двухсот точек бесплатного питания, это чуть больше, чем в Бегичевке. Помимо Патровки, народные столовые располагаются и в сотне других деревень в радиусе тридцати-сорока километров. Дважды в день предлагается гороховый суп, каша и хлеб. Одновременно пищу получают от пятидесяти до шестидесяти человек. Это означает, что в столовых ежедневно питаются более 25 тысяч голодающих.
Найти толковых помощников трудно. Многие дают деньги, но немногие готовы к активной работе. Ценными соратниками становятся верный управляющий из Ясной Поляны Иван Бергер и Павел Бирюков. Всех всегда радует появление Алексея Бибикова, который часто привозит несколько больших емкостей с целебным кумысом. Князь Петр Долгоруков на средства английских квакеров организовывает работу бригады из двух врачей, двух фельдшеров и шести сестер милосердия. Раздачу питания осуществляют священники и солдаты, зажиточные крестьяне отвечают за транспорт.
В январе 1892 года их посещает британский журналист Барнс Стевени. Лёва угощает его чаем и на хорошем английском встревоженно спрашивает о здоровье отца (недавно в Москве Стевени брал у Толстого интервью), рассказывает о бесконечно трагичном положении башкир, транспортных проблемах и хаотичной государственной поддержке. На Стевени все это производит большое впечатление. Молодой граф кажется ему a man of thought and capacity[3]. Сам же Стевени, до смешного легко и не по погоде одетый, собирает статистические данные о поголовье лошадей и количестве лазаретов и делает фотографии для Daily Chronicle. Повсюду он видит чудовищные картины, способные растрогать даже каменное сердце. Народ принимает чудаковатого иностранца за князя или даже за герцога Эдинбургского!
В феврале Лёва второй раз приезжает в отцовскую Бегичевку, только чтобы убедиться, что ситуация в Самарской губернии явно намного хуже. Не только потому, что голод там свирепее, но и потому, что работать на больших и часто труднодоступных территориях при нехватке дорог сложнее. Швед Юнас Стадлинг, филантроп и журналист, приехавший вместе с Лёвой в Патровку, с этим согласен и шокирован. «I have never seen nor dreamt of such misery in my life»[4], – пишет он Толстому.
Иностранцу непросто приспособиться к экстремальным русским условиям. Стадлинг «очень жалок и тянет за душу своей мертвенностью и отсутствием всякой личной инициативы», – сообщает Лёва матери. Швед «пишет и пишет без конца». Но именно его записи и фотографии вдохновляют читателей в Америке и других странах на активную помощь голодающим России.
человеком мыслящим и способным (
Такой нужды я не видел никогда в жизни, ни наяву, ни во сне (