Реки жизни. Борис Григорьев
в чужих землях.
В старшем школьном возрасте к нам пришли другие игры и увлечения: мы с энтузиазмом осваивали волейбол и футбол, а зимой – лыжи и хоккей на льду. Надо сказать, что со спортивным инвентарём вообще, а с зимним, в частности, у нас было бедновато. Салазки были почти у каждого, а вот лыжи и коньки – у самых избранных. Настоящие клееные лыжи распределялись по школам да спортобществам, и купить их обычному деревенскому мальчишке было просто невозможно. Вероятно, сказывался дефицит древесины в стране. Кое-кому отцы мастерили лыжи из берёзовых дощечек: выстругав дощечку, они совали её в кипяток и загибали носок. Для неразумной малышни такие лыжи годились вполне, но тех, кто понимал в лыжах толк, эти самоделки, конечно, не устраивали.
Самой распространённой маркой коньков были «снегурочки». Но самыми лучшими считались «дудки» («канадки») и «ножи» («норвежки» или беговые). Их привозили, как и всё хорошее, из Москвы. Если на «снегурках» можно было кататься по любому льду или по любой укатанной или обледенелой дороге, то «дудки» и «норвежки» годились только для гладкого, как зеркало, льда. Таковой предоставляла нам в пользование река в первые дни своего замерзания. Когда же выпадал снег, мы пытались его разгребать и поддерживать нашу игровую площадку по возможности чистой до самой весны. Естественно, коньки были без ботинок – мы привязывали их к валенкам, что, кстати, было очень практичным с точки зрения предохранения от ушибов во время хоккейных баталий. Позже, конечно, кое у кого стали появляться «дудки» и на ботинках.
Хоккейные клюшки мы вырезали из веток черёмухи, ясеня или вяза, и выглядели они солидно – как дубинки крестьян из армии Болотникова. Играли мы, естественно, в русский хоккей по правилам футбола, но наша увлечённость от игры была ничуть не меньше, чем у какого-нибудь детского спортивного общества «Динамо».
Первым моим спутником по играм стала двоюродная сестра Ирина, дочка дяди Коли и тёти Кати, которая вместе со своим братцем Евгением и сестрой Линой гостила во время и после войны в Курапово, проживая по очереди то у бабки Семёнихи, то у своей тёти Шуры (Гараниной).
Из рассказов матери мне известно, что наши с кузиной люльки в избе были подвешены к потолку рядом, а потому ритм нашей малосознательной, но кипучей деятельности во многом совпадал. Вероятно, это соседство в самом раннем детстве заложило основу для нашей духовной близости в будущем. Ирина и в школьные годы не забывала приезжать из Тарасовки в Курапово. Это она научила меня танцевать популярные в пятидесятые годы танцы. Вместе с ней мы готовились и поступали в институты, а, будучи студентами, довольно часто, пока не обзавелись семьями, навещали друг друга или встречались на студенческих вечерах.
Говорят, что задолго до того, как научиться говорить, мы с Ириной придумали слово «айс» и успешно общались между собой при помощи этого единственного слова. Удивительно,