Реки жизни. Борис Григорьев
кличку Чугун. Видно, он оправдал её в смысле стойкости материала: на вид чугун кажется крепким и прочным, а стукни по нему твёрдым предметом – вот и рассыпался на части. По дедовскому организму «стучали» первая мировая война, германский плен, гражданская война, коллективизация и приобретённый в результате туберкулёз. Достучались!
Так 5 марта 1944 года я в первый раз – со спины – познакомился с русским попом. С тех пор представители православного клира никогда больше не переступали порог этой избы – моя мать, сельская учительница, не могла рисковать своей работой, хотя и не была членом партии. А когда хоронили бабушку, то поп в районе был такой же дефицит, как докторская колбаса, так что проводили её в последний путь под заунывно-фальшивое, нестройное пение местных кураповских богомолок.
…А вот мы стоим с матерью на разбитом машинами Добринском большаке и голосуем, то есть, ловим попутную машину до райцентра Лебедянь, откуда надо было опять ловить попутку до Савинок, а из Савинок добираться три километра – уже пешком – до Курапова. После окончания Лебедянского педучилища мать несколько лет проработала в Поройской сельской школе Трубетчинского района. Там, в селе Порой, я родился и некоторое время жил в доме отца и его родителей, а когда наступали летние или зимние каникулы, то вместе с матерью приезжал гостить к деду Тихону и бабке Семёнихе в Курапово. Когда в конце войны освободилось место учителя в Кураповской начальной школе, мать переехала учительствовать в своё родное село Курапово. Переехал туда и я, и Курапово стало моей малой родиной.
Попутные машины возили тогда из Доброго лес. Сидеть на самом верху плохо связанных и уложенных сосновых брёвен было не только неуютно, но и опасно. Со всех сторон тебя обдувает ветер, на ухабах машину вместе с брёвнами подбрасывает вверх – того гляди можно сверзиться вниз под колёса или попасть ногой или рукой между брёвен. Уму непостижимо, как нам удавалось благополучно добираться до дома. Сидишь, иногда на самой верхотуре, мотаешься, как былинка на ветру, при очередной встряске противно подташнивает, и хочется как можно быстрее почувствовать под ногами землю.
В пустом грузовике ехать намного безопасней. Я стою у кабины и выглядываю вперёд из-за кабины и высокого переднего борта. Сильная струя ветра бьёт мне в лицо и перехватывает дыхание. Рядом стоит мать и крепко держит меня за руку, чтобы при ухабе не выбросило из кузова. Она нагибается и что-то кричит мне на ухо, но я не ухватываю смысла, потому что её слова уносит встречный ветер. И тогда она ещё крепче сжимает мою руку. Скоро становится зябко, и мы прячемся за кабину, присаживаясь на какую-нибудь доску или на автомобильный скат и плотнее прижимаясь друг к другу.
Эти поездки на грузовиках до сих пор так живо представляются мне, что я даже чувствую встречную тугую, упругую струю воздуха в лицо.
…А вот я во дворе, стоит зима, но начало уже пригревать мартовское солнышко. Как всегда закутанный и малоподвижный, я стою