Ангелотворец. Ник Харкуэй
и говорю: «Теперь твой черед, дружище. Имей в виду, настроен я серьезно, так что лучше сам запрыгивай на стол, чтобы безутешным родственникам не пришлось зря глядеть на всякие страсти». Ха! Он сам чуть не обделался от страха, и тут уж, конечно, вошли Бодрствующие и сказали, что я прошел проверку, проявил должное Присутствие духа, которым, разумеется, всегда обладал, сам того не зная.
Все это было мило и весело, и я, признаться, даже загордился, что так хорошо справился с испытанием. Джек Аскот – ему тогда лет под сто уже было, – рассказал, как в свое время похожим образом испытывали Винса Аллейна. Номер назывался «Окровавленная Невеста»: девица, работавшая в местной мясной лавке, надела на шею коровьи кишки и разодранное свадебное платье. Винс чуть сознание не потерял, когда ее увидел, а потом – клянусь! – подскочил к девице и поцеловал ее прямо в губы. И проверку прошел, и жену себе нашел в придачу. Джек сказал, что с тех пор ничего лучше не видел.
Ну так вот, пришел черед Вогана пройти испытание. Ричард сказал, надо придумать что-нибудь пострашнее, а то у сына стальные нервы.
В учебнике – да, представь себе, у гробовщиков есть свой учебник, единственный в своем роде и наверняка стоит сейчас уйму денег, – описывается несколько поистине ужасных испытаний прошлого. Одно из самых жутких: найти труп казненного богохульника и зашить ему в живот живых кошек, а потом сказать кандидату, что это труп его родимой матушки или какого-нибудь близкого родственника. Кошмарики, ага. По нынешним временам, конечно, такое никому не сошло бы с рук. Но ради Вогана Перри наши расстарались: нашли труп обезьяны, обрили наголо, наколку моряцкую на груди изобразили, надели костюм, а голову расколошматили – чтобы, значит, не сразу было видно, что это не человек. Потом изловили на помойке зверя – не кошку, кошек мучить нехорошо, а лису, – дали ей мяса со снотворным и зашили ее в брюхо бедной обезьяне. Позвонили Вогану Перри, вызвали его к станку.
Все это происходило у Аллейна, потому что у него зал оборудован зеркалом Гезелла и можно было присматривать за ребятами и следить, чтоб все было сделано чин-чинарем. Мы, значит, столпились у этого окошка и смотрим. Воган стоит у стола, трудится, и тут у обезьяны начинает что-то шевелиться в брюхе. Воган поворачивается – а лиса как раз затихла. Он возвращается к работе. Через пару минут это происходит снова, и вдобавок раздается такой кошмарный звук – клянусь, ты в жизни не слыхал ничего подобного, вопль такой, будто кого живьем на кресте распинают, причем гвозди пробивают плоть, жилы и кости. Ей богу, Джозеф, мне такого слышать раньше не доводилось. Мы сперва решили, что это Воган со страху так орет, но нет. Это вопила лиса, вопила как резаная. Ну, а Воган… с невозмутимым видом потянулся к обезьяньему брюху, будто, знаешь, его подливку передать попросили, вспорол его, достал лису и тут же, не моргнув глазом, шею ей свернул, а потом опять за работу принялся. Мой папаша, который за испытаниями наблюдает молча, ни словечка никогда не вымолвит – стесняется, видишь ли, – вдруг