Страницы моей жизни. Воспоминания подруги императрицы Александры Федоровны. Анна Вырубова
генерала было чистосердечно и глубоко.
IV
Осенью 1909 года первый раз была в Ливадии, любимом местопребывании их величеств на берегу Черного моря. С севера Ливадия защищена высокими горами, потому климат здесь почти тропический. Государь не желал, чтобы железная дорога нарушила тишину Ливадии, и отклонял проекты железных дорог в Крыму. Трудно описать красоту этого места на фоне обросших густыми лесами гор, вершины которых большую часть года покрыты снегом; расстилающиеся цветущие сады и виноградники. Осенью полное изобилие винограда и всевозможных фруктов, весной неисчислимое количество цветущих деревьев, кустов, а всего больше розанов: розаны, розаны всех сортов, всех цветов; ими покрыты все стены строений, все склоны гор; в парке – лужайки, беседки. И тут же рядом – глицинии, море фиалок, целые аллеи золотого дождя; по местам такой одуряющий аромат, что голова кружилась. А какое горячее солнце и синее море! Как могу я нарисовать волшебную картину Крыма?! Татары в своих живописных костюмах, женщины в шитых золотом платьях, белые мечети в аулах придавали особую поэзию местности.
Дворец в 1909 году имел вид большого деревянного здания с нависшими балконами, так что в комнатах было всегда темно и сыро, особенно же сыро было внизу, в бывших покоях императрицы Марии Александровны, со старинной шелковой мебелью и разными безделушками. Государь и дети ежедневно завтракали со свитой внизу в большой белой столовой, единственной светлой комнате; государыня завтракала наверху одна или с Алексеем Николаевичем. Последнее время у императрицы все чаще и чаще повторялись сердечные припадки, но она их скрывала и была недовольна, когда я замечала ей, что у нее постоянно синеют руки и она задыхается. «Я не хочу, чтобы об этом знали», – говорила она. Помню, как я была рада, когда она, наконец, позвала доктора. Выбор остановился на Е.С. Боткине, враче Георгиевской общины, которого она знала с Японской войны, – о знаменитостях она и слышать не хотела. Императрица приказала мне позвать его к себе и передать ее волю.
Доктор Боткин был очень скромный врач и не без смущения выслушал мои слова. Он начал с того, что уложил государыню на три месяца в постель, а потом совсем запретил ходить, так что ее возили в кресле по саду. Доктор говорил, что она надорвала сердце, скрывая свое плохое самочувствие. Их величества не смели болеть, как простые смертные, – малейший их шаг замечался, и они часто пересиливали себя, чтобы присутствовать на обеде или завтраке или появляться в официальных случаях.
Жизнь в Ливадии была простая. Мы гуляли, ездили верхом, купались в море. Государь обожал природу, совсем перерождался; часами мы гуляли в горах, в лесу, брали с собой чай и на костре жарили собранные нами грибы. Государь ездил верхом и ежедневно играл в теннис; я всегда была его партнером, пока великие княжны были еще маленькие, и волновалась, так как он отлично играл и терпеть не мог проигрывать; он относился очень серьезно к игре, не допуская даже разговаривать; играя с ним, я, как сказала,