Колыбельная Инженера. Ад Феорин
или пустой безделушкой, коей считает себя он сам, – сжимая и прокручивая в тугих сервоприводах пальцев лазерную отвертку, сплавляя воедино разрывы в катализаторах раскаленными скобами и шунтами, заделывая прорехи полимерным клеем и затягивая расшатавшиеся структуры алмазными болтами, и алчил лишь одного, чтоб это изобретение смогло ожить хоть на секунду, хоть на мгновение.
В каждом шелесте. В каждом скрежете механизма он слышал тебя. В каждой тени видел твой ускользающий фантом, – свою чарующую страну Меморию, что обречена была превратиться в Мраморию гранитных и холодных надгробных плит каменного и душного погребального савана, сомкнувшегося над головой проржавевшим до основания остовом руин мертвого Града Мечты памяти и едких токсинов воспоминаний.
Ты одна научила его мечтать. Одна видела в простом механике нечто большее, – безумца и изобретателя, творца и созидателя. Обучила словам, что лились хрусталем песни и мелодии с твоих уст и мчались легким ветерком неги сновидений над колыбелью любимой дочери. Научила видеть в этом мире не только цифры и нули. Явила ему Астральный путь мечты… а затем угасла безымянной звездой в объятьях неги Страны Снов и Молчания, за Грань коей шагнула, оставив его совсем одного в безликом и безмолвном Космосе Стекла и Хлада отречения.
Так позволь же мне воспроизвести твои мелодии.
Так спи же, дитя мое, усни. Усни мирным сном вуали рёва турбин и мягкой перины скрежета несмазанных и перетирающихся о треб шестерней… Спи-спи, малыш, ибо сколько раз тебе повторять, что инженеры не рассказывают сказки, – они их сочиняют для начальства, чтоб хоть немного приоткрыть завесу тайны над принципом работы нового изобретения, и для людей, столь далеких от технологий, что болт от гайки не отличат.
Закрой глаза под мерный стук молотка и шипение сварочного аппарата, под треск магнитных рульетов и левитационных фольгированных ониксов, под шепот конвейерных лент армированного льда и лазерной установки для закрепления полимерных скоб, – под мелодию и симфонию рабочего верстака, над коим в свете мигавшей и давно перегоревшей, не раз починенной лампы склонился последний оставшийся в замершем городе инженер, обитавший в приюте теней прошлого, обречённый слушать их шепоты и заунывные стенания, видеть их смутные силуэты и ловить кремниевыми шарнирами лишь ускользающий шелк их присутствия, довольствующийся малым и продолжавший кропотливую и бесконечную работу над никому уже не нужным артефактом. Озеленитель, спаситель людей в радиоактивных и безжизненных Пустошах, что мог бы все изменить, что мог бы вернуть изувеченные останки былой роскоши и великолепия Природы, обращенные в техногенные отходы и не перерабатываемый мусор, непригодный ни для жизни, ни для смерти, ни для человека, ни для автоматона… что мог бы помочь мне уснуть.
Уснуть и отыскать тебя.
«Спи, мое дитя, усни,
Полынью скованы следы.
И