Последний викинг. Сага о великом завоевателе Харальде III Суровом. Дон Холлуэй
хотел продолжить свой род. В ноябре 1028 года на смертном ложе он приказал Роману, шестидесятилетнему префекту (мэру) Константинополя, развестись с женой и отправить ее в аббатство, чтобы жениться на одной из своих дочерей. Феодора отказалась, мотивируя тем, что Роман был ее троюродным братом, что в те времена не считалось веским оправданием. Зое тогда было за пятьдесят, и она была известна тщеславием: личные покои превратила буквально в византийскую лабораторию с трубками, жаровнями и мензурками для изготовления особенных мазей и эликсиров красоты. Зоя приняла предложение и немедленно воспользовалась своим обретенным могуществом, под подходящим предлогом отправив Феодору, как и Евдокию, в монастырь. Если Зоя и считала себя королевским трофеем, то вскоре, однако, убедилась в обратном. Замужество с Романом не принесло ей ни детей, ни любви, и вскоре оно стало ей претить.
Между ними стоял карьерист из недостойной семьи Иоанн-орфанотроф (эта должность была учреждена в IV веке и заключалась в управлении императорским сиротским домом, однако ко времени воцарения Романа уже предполагала выполнение функций камергера или премьер-министра) родом из Пафлагонии, расположенной на северном побережье Турции. Михаил Пселл, в то время безвестный молодой придворный секретарь, а впоследствии выдающийся политик и историк, называл Иоанна «человеком низкого и отвратительного происхождения, одаренного исключительно гибким и сообразительным умом». Он всегда искал возможности для продвижения как своего, так и своих младших братьев, Константина, Георгия, Никитаса и особенно самого младшего, привлекательной наружности двадцатичетырехлетнего Михаила, которого он представил императорской чете.
«Не царского он рода и не царский сын, и, судя по его должности, он не принадлежал к именитым сановникам, – сообщает его современник из Армении летописец Аристакес Ластивертци. – Был он незначительным дворцовым служащим».
«Император мельком взглянул на него и из вежливости задал несколько вопросов, отпустив восвояси, но велел оставаться при дворе, – записал Пселл. – Его влияние на Зою, однако, было иного свойства. Его глаза светились молодостью, и она тотчас же стала очарована его обаянием. <…> Зоя не умела равнодушно относиться к молодым мужчинам и не умела владеть своими страстями».
Аристакес же более явно об этом пишет: «Императрицей же овладела похотливая к нему страсть».
Между ними молниеносно завязался бурный роман, и никаких попыток скрыть свою неосмотрительность они не делали. Роман либо вовсе не замечал любовников, либо решил не замечать, что их только раззадоривало. Императрица осыпала Михаила драгоценностями и облачала в шитые золотом одеяния и, как поговаривали, в моменты уединения зашла так далеко, что усаживала его на императорский трон и вручала ему скипетр. Вместе с Иоанном они умудрились назначить его на должность слуги императорской опочивальни – самого приближенного к императору в самые незащищенные минуты. Ни для кого